Вместе (ЛП)

Моя мать подавилась и закашлялась, глоток ее шампанского вернулся обратно, приземлившись на ее юбку, а мой отец быстро поднял салфетку со стеклянного кофейного столика перед ними и вручил ей, а затем сильно хлопнул несколько раз по ее спине. После того как она вытерла свой подбородок, она отмахнулась от него.

– Это была…эм…замечательная речь, – сказал мой отец, и я опустошил свой бокал, а Прескоты культурно отпили свое шампанское, прежде чем поставить обратно на столик, чтобы больше никогда не прикоснуться к нему.

– Спасибо. Разводите сад? – спросил Зигги, вытягивая свою руку вдоль спинки дивана за Солнышком. – Я думаю, весь смысл жизни заключается в том, чтобы ковыряться в земле.

Мой отец выгнул бровь.

– Разве?

– Конечно. Единение с матушкой природой настолько мощное… как от наркотика, понимаешь?

– Ох, нет, совсем нет, – он неуютно поерзал на диване и бросил взгляд на мою мать, которая взяла все на себя.

– Итак…Солнышко, да? Полагаю, это только прозвище, – сказала она.

– Ох, нет, это имя мне дали при рождении. Солнышко Мускатная Дыня Атватер. Ну, сейчас, Прескот, – произнесла Солнышко, положив свою ладонь на бедро Зигги, и улыбнулась ему.

– Вы сказали «Мускатная Дыня»? – перепросил мой отец.

Солнышко гордо кивнула.

– Ее очень любила моя мама, пока ходила беременная мной. Она клала ее во все. Я слышала, что она делала даже лазанью с мускатной дыней.

Мы с Диланом посмеялись вместе с ней, а губа моей матери изогнулась от отвращения, но когда я перехватил ее взгляд, она быстро расслабила выражение своего лица.

– Понятно, – ответила она, снова потянувшись за шампанским. – Полагаю, это деликатес во Флориде.

– О, нет, – Солнышко покачала головой. – Лишь желания беременной женщины. Ну, вы же понимаете, что это такое. С Ленноном я ела брюссельскую капусту со всем. А вы? Вам хотелось чего–то странного, пока вы носили Эйса?

– Да. Шампанского, – она подняла свой фужер и допила остатки жидкости, а глаза Солнышка увеличились.

Неловкая тишина затопила комнату, и я посмотрел через кофейный столик на Дилана, и когда поймал его взгляд, тончайшая улыбка приподняла один уголок его губ. Ему это нравилось. Но я больше не мог молчать, так что, когда никто не заполнил пустоту, я взял это на себя.

Повернувшись лицом к Прескотам, я сказал:

– Еще раз спасибо, что приехали. Я знаю, что и мои родители скажут то же самое, – мы ценим то, что вы пролетели пол страны и приехали сюда.

– Мы с радостью сделали это, – ответила Солнышко, а затем посмотрела на моих родителей. – Мы с нетерпением ждали встречи с ними уже долгое время.

Мой отец прочистил горло.

– И Чикаго именно такой, как вы ожидали?

– Ну, мы точно не ожидали такого холода, – ответил со смешком Зигги, кивая на летний наряд Солнышка. – Но здесь не так плохо. Не уверен, что смог бы снова жить в большом городе, поскольку в них не достаточно свободной земли для разведения сада, но у вас здесь очень милое местечко.

– Ну что вы, спасибо, – сказала моя мама. Когда Клара вошла в гостиную, она махнула ей и взяла еще один бокал шампанского с подноса. – Кому–нибудь освежить?

Зигги с Солнышком оба покачали головами, и у меня появилось ощущение, что моя мать предположила, что они не большие любители выпить. Если бы она только видела их у костра, напивающихся мускатным вином. И теперь это станет тем зрелищем, за которое большинство людей заплатило бы, чтобы увидеть.

– Эм…вам уже удалось посмотреть «Мятеж 2»? – спросил мой отец, а затем ухмыльнулся. – В вашем болоте хоть кинотеатры есть?

Моя голова дернулась в сторону отца.

– Пап…

– Что? – спросил он. – Это всего лишь шутка. Но у вас же там полно болот и аллигаторов, так?

– Ага, я однажды поймал большого аллигатора, – ответил Зигги, почесав свой подбородок. – Должно быть метров семь, наверное? Мы ели его на ужин всю ту неделю.

Моя мать выпучила глаза.

– Что?

Солнышко рассмеялась и похлопала Зигги по колену.

– Он шутит. На нашей собственности нет ни одного аллигатора. Насколько мы знаем, в любом случае.

Зигги кивнул.

– Да, думаю, Леннон – единственное животное, которым мы обзавелись.

– А Леннон – ваша собака? – спросила моя мать.

– Наш сын, – ответила Солнышко.

– Ох, – пальцы моей матери с французским маникюром постучали по боку бокала. – И второй ваш сын тоже модель?

– Боги, нет, – Солнышко запрокинула голову назад и рассмеялась, а Зигги сказал:

– Дилан – единственный красивый мальчик в нашей семье.

– Тогда чем он занимается?

Если подумать, то я вообще не знал, чем занимался Леннон, и откровенно говоря, если веселое выражение на лице Дилана было хоть каким–то признаком, то я не был уверен, что хотел знать.

Солнышко и Зигги посмотрели друг на друга долгую минуту, казалось молча переговариваясь.

– Он эээ… кусты стрижет, – наконец ответил Зигги. – Он стрижет кусты.

– О, у нас здесь тоже есть арбористы^[1]. Они постоянно падают на линии электропередач зимой

Эм, у меня такое ощущение, что это не совсем те деревья, с которыми работал Леннон. Кто в здравом уме даст Леннону бензопилу? И как–то я сомневался, что эти деревья были карликовой породы.