Торопов достает телефон и сообщает кому-то, что мы подъехали. Огромные ворота плавно разъезжаются, а я едва не вываливаюсь из машины, пытаясь разглядеть табличку на входе. Мужчина привез меня в Реабилитационный центр “Вверх”. На секунду меня сковывает паника, когда я начинаю подозревать, что история с Грушевским лишь подвох и приехали мы сюда потому что отец решил принудительно “излечить меня от ошибок”. Но затем я перевожу взгляд на расслабленное лицо Льва Игоревича и тоже расслабляюсь. Нет, он бы так со мной не поступил. Тогда что? Грушевский здесь лечится?
Навстречу нам выходит мужчина в белом халате, пожимает руку моему спутнику и бросает любопытный взгляд на меня.
– Вообще-то, встречи нашим пациентам не положены, – хмурится он. – Тем более, встречи, которые могут пошатнуть их и так неустойчивую психику. Но мой друг очень просил об услуге и поручился за вас.
– Еще раз спасибо, что пошли навстречу Владимиру Николаевичу, – кивает Торопов.
– В комнате будут камеры, – бросает доктор. – Обыскивать мы вас, конечно, не будем, но если вы рассчитываете что-то передать своему другу, то советую оставить эту затею.
– Я просто хочу с ним поговорить, – успокаиваю я его. – Я к нему даже подходить не буду.
Мужчина бросает на меня очередной любопытный взгляд и вздыхает:
– Постарайтесь не задерживаться. Ян показывает хороший результат сейчас, не хотелось бы, чтобы эмоциональный всплеск откинул его на пару месяцев назад.
– Я постараюсь, – тихо обещаю.
С опаской толкаю белоснежную дверь и осторожно шагаю внутрь. Интерьер внутри, как и остальная клиника, стерильно белый. Даже футболка и штаны на Грушевском белоснежные и от этого создается впечатление, будто я попала на съемки какого-то фильма о будущем, либо в секту. Да, скорее это второй вариант.
– Ты? – Ян даже привстает от удивления.
– Не ожидал? – слабо улыбаюсь я. Я долго думала как начать с ним разговор, но решила подождать с обвинениями и сначала выслушать его версию событий. Я все еще надеюсь, что сейчас он развеет мои сомнения и заверит меня, что между нами тогда ничего не было. Если же было… тогда мне будет наплевать на предупреждение врача и пусть наш разговор отбросит его прогресс в лечении хоть на несколько лет назад, церемониться я не собираюсь.
– Не ожидал, – кивает он. – Думал, может отец соизволит со мной поговорить. Но судя по всему, он продолжает делать вид, что в его идеальной семье все так же под контролем.
– Мне жаль, – зачем-то произношу я. Не знаю, почему меня так удивляет, что не у одной меня проблемы в отношениях с родителями… В наших кругах сложно найти хоть кого-то с идеальной семьей. Или, может, так у всех и деньги не причем? Нормальные семьи, они, вообще, существуют?
– Если ты пришла извиняться за своего Скалаева, то зря время теряешь. Самое удивительное, я блин, на него и не злюсь особо. У меня той весной реально башню срывало. Батя вконец достал… Да и на тебе меня переклинило. Ты уже, наверное, догадалась как я здесь оказался?
– Наркотики? – уточняю я, вспоминая все слухи. Тогда я была уверена, что это лишь больная фантазия наших студентов, но сейчас я понимаю, что это не так.
– Ага, – устало кивает он. – Иногда кажется, что это единственный способ… Черт, как же хреново-то.
Он устало трет виски и опускает голову на лежащие на столе ладони.
– Зачем ты пришла, Алиса? – раздраженно спрашивает он.
Я вздрагиваю от такой резкой смены настроения, но и не думаю отступать.
– Расскажи мне о том вечере.
Судя по тому, что Грушевский не просит меня уточнить что я имею в виду, он прекрасно понял о чем я.
– Прежде чем ты начнешь обвинять меня во всех смертных грехах, напомню – ты сама ко мне пришла.
– Я помню, – во рту сухо и от этого голос хрипит. Сколько бы я себя не готовила к этому разговору, а все равно он дается нелегко. – Но я же предупреждала тебя, что хочу лишь сделать фото. Я же говорила…
Запинаюсь и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. От одной мысли, что он сейчас может подтвердить мои самые ужасные опасения мне становится нечем дышать.
– Господи, – брезгливо морщится он. – Только не говори мне, что ты пришла обвинять меня в том, что я воспользовался ситуацией. Ты была в стельку пьяна, Крейтор.
– Да, – киваю словно болванчик.
– Ты, вообще, хоть раз пила до этого?
– Нет. То есть да. Пробовала один раз, но мне не понравилось.
– Странно, – усмехается он. – Ты тогда присосалась к бутылке будто это, блин, эликсир бессмертия.
– Ян, – решительно начинаю, посчитав, что лучше сразу содрать пластырь с раны. – Между нами ведь ничего не было?
– Нет, конечно, – фыркает он. – У меня, конечно, от тебя крышу сносило, но не до такой же степени… Я хотел, чтобы ты сама ко мне пришла, чтобы ты, наконец, поняла какой твой Скалаев мудила и выбрала меня… Но хрен там, да?
Он злобно усмехается и качает головой: – Ты ведь до сих пор любишь его?
– Да, – киваю на автомате. Боюсь, что ответ на этот вопрос ответ не изменится никогда.
– Что в нем есть такого, чего нет во мне? Чем я, блядь, так плох для вас всех? Мать, отец, ты… вы всегда выбираете не меня!