Вместе с Россией

Поездка с главнокомандующим стала еще интереснее и поучительнее для Сухопарова, когда Брусилов начал высказывать свои сокровенные мысли о теперешнем положении его фронта. Авто плавно катилось по мягкой грунтовой дороге, генерал зорко вглядывался в горизонт, открывая для себя просторы, пройденные тысячу раз по карте. Горькие складки прочерчивали его лоб и щеки, когда он мысленно прикидывал все то, что могли бы сделать другие русские армии, идя в ногу с армиями его фронта.

— Эверт тверд в своей линии поведения, — глухо заговорил Брусилов, словно не обращаясь к Сухопарову, а размышляя вслух. — Ставка же, чтобы успокоить меня, решила перекидывать войска… Но любому грамотному офицеру, тем более чинам, по Генеральному штабу служащим, известно о слабой провозоспособности наших железных дорог… Я ведь просил не о перекидке войск, а о том, чтобы разбудить Эверта и Куропаткина… Я твердо знаю: пока мы перевезем один корпус, немцы — три-четыре!..

Подполковник из Петрограда прекрасно понял осторожную речь Брусилова. Генерал хотел через него донести свои мысли до активной части сравнительно молодого офицерства в Генеральном штабе и Ставке, симпатизировавшей Брусилову и готовой закладывать в планы будущих военных операций наступательный брусиловский дух. Сухопаров внимательно слушал и запоминал высказывания Брусилова, не перебивал ход его мысли вопросами.

Главнокомандующий немного помолчал, пожевал губами по-стариковски и так же глухо продолжал:

— Третьего дня Алексеев по телефону сообщил мне, что государь дал разрешение Эверту перенести его удар на Барановичи… Так воевать нельзя!.. За шесть недель, которые потребует новая подготовка, я понесу потери и могу быть разбит… Прошу Михаила Василича доложить государю мою настоятельную просьбу — чтобы дали Эверту приказ наступать… Алексеев упирается, а я-то знаю, что все дело вовсе не в государе — он в стратегические вопросы не вмешивается — а в самом Михаил Василиче!.. Какая муха его укусила?! Вся кампания нынешнего года насмарку пойдет от такой бездеятельности!.. Мне только и остается, что держать войска в наступательном настроении и не давать возникнуть духу уныния.

Помолчали. Мотор плавно и ровно урчал.

— Конечно, мне представлялся случай, — заговорил вновь Брусилов, искать успеха на Львовском направлении, а пошел я на Ковель, куда мне было указано… и что я считал более полезным для всех трех фронтов… Львов соответствовал интересам только моего фронта, а Ковель облегчал выдвижение всех фронтов… Конечно, Львов доставил бы мне славу, но я ее не искал и не ищу… Свой план без абсолютной необходимости я не мог изменить и не хотел, а Эверт и Куропаткин под покровительством Михаил Василича только и делали, что планы меняли и отнекивались… Это лишает меня надежды достигнуть решительных результатов против Австро-Венгрии, какие, несомненно, были бы, окажи мне поддержку Западный фронт переходом в наступление…

Брусилов снова замолчал, вынашивая новые мысли. Однако высказать их он не успел или не захотел — шоссе поднялось на бугор, откуда открылась насыпь железной дороги. По рельсам, приближаясь к мосту через Стырь, бежал санитарный поезд. За полотном виднелось местечко Рожище, где надлежало быть штабу 5-го Сибирского корпуса и его частям, отведенным на короткий отдых.

Штаб корпуса обосновался на краю местечка, где по иронии военной судьбы почти не было разрушений. Главкоюза здесь не ждали — Брусилов строго запретил своим штабным предупреждать об инспекторских наездах главнокомандующего. Жизнь текла в обычном русле. Сновали ординарцы, писаря изображали из себя «героев» перед местечковыми кралями, работали швальни, прачечные, хлебопекарни. Корпусные канцелярии и учреждения не поместились в домах. Они разбили армейские палатки и в прохладе под брезентами вершили свои дела.

Три авто, на первом из которых узнали главнокомандующего фронтом, вызвали больше переполоха, чем произвело бы появление кавалерии противника. Все забегало, засуетилось. В разные концы помчались нарочные верхом и на мотоциклетках. Опытный шофер главнокомандующего держал к крыльцу самого большого дома, где, предположительно, разместился начальник корпуса. Он, однако, ошибся. В доме стоял штаб соединения.

Встречать Брусилова — ибо никто из сибиряков не сомневался в прибытии «самого» — вышел начальник штаба и бывшие с ним офицеры. Среди них Сухопаров с радостью увидел старого знакомца — чернобородого артиллериста Мезенцева. Полковник тоже приметил Сергея Викторовича, но решил и вида не подавать о старой взаимной симпатии. Ему не ясно было, как Сухопаров оказался в такой близости с генерал-адъютантом? И не означает ли это, что по неписаной субординации Генерального штаба подполковник, если он теперь причислен к чинам, близким к главнокомандующему, сделался начальником над ним, строевым полковником Мезенцевым?