- А что Анастасия? Наверное, убивается по мужу? - сочувственно спросил Мезенцев.
- Конечно. На ней лица нет, но она держится и даже стала сестрой милосердия! - сообщил Сухопаров.
- Сергей Викторович! А не навестить ли нам Анастасию... Петровну, кажется?
- Я и сам собрался было, Александр Юрьич! Вот сегодня вечером и пойдем, а? - предложил Сухопаров.
- Договорились, встретимся у Николаевского вокзала в шесть с половиной...
От Знаменской площади до дома Соколовых четверть часа пешей ходьбы. Однако господам офицерам пришлось взять извозчика - оба запаслись огромными букетами цветов, а Мезенцев держал еще и большой плоский сверток.
- Уж больно красивая коробка конфет была выставлена у "Де Гурмэ" на Невском, - смущенно оправдывался подполковник, хотя Сухопаров и не думал его укорять.
Дверь открыла сдержанная и строгая горничная.
- Как прикажете доложить? - спросила она.
- Сухопаров и Мезенцев, - представились гости.
Не успела служанка уйти, как Настя появилась на пороге.
- Милости прошу, господа, проходите! Я рада вас видеть обоих... проговорила хозяйка. Ее холодные горестные глаза чуть потеплели, но скорбные черточки у рта не расправились.
Сочувствие к горю молодой женщины резануло по сердцу офицеров. Они с особым почтением преподнесли цветы Насте. В прихожую вышла и тетушка. Мезенцев неожиданно заробел и преподнес ей конфеты, чем поверг старушку в небывалое смущение.
Гостей пригласили в гостиную. Комната была полупуста, как в день свадьбы Анастасии и Алексея. Появился только старинный красного бархата диван с высокой спинкой и такие же стулья.
На круглом столе лежали грудой альбомы с фотографическими карточками и стояла керосиновая лампа. Словом, обстановка была добротной моды середины прошлого века.
С момента появления в квартире Сухопарова Настя не отводила от него вопрошающего взгляда. Пока гости входили, снимали фуражки, суета позволяла подполковнику умалчивать о главном. Теперь ему ничего не оставалось, как ответить на немой вопрос.
- Анастасия Петровна! К сожалению, ничего нового мы не узнали... Скорбные черточки резче обозначились у рта Насти.
Только сейчас, на свету, Мезенцев рассмотрел, какой стала Настя от горя и забот. Ее синие лучистые глаза погасли, под ними легла чернота. Соколова похудела, черты лица потеряли округлость юности и стали суше. Черное строгое платье было почти что траурное...
"Как ни странно, - подумалось подполковнику, - она нисколько не подурнела, осталась такой же красавицей, как и была. Страдания сделали ее облик более одухотворенным, чем прежде - в счастье..."
Мезенцев вспомнил и о том, что теперь Соколова стала сестрой милосердия, и позавидовал тем раненым, за которыми она ухаживала.
Горничная знаком вызвала Марию Алексеевну в соседнюю комнату. Оказалось, что готов обед. Тетушка пригласила господ офицеров в столовую. Закуски оказались уже на столе.
Мезенцев, снова очарованный Анастасией, как и в первый день, когда он увидел ее в подвенечном платье, украдкой, словно влюбленный гимназист, бросал на нее восхищенные взгляды, стараясь не привлекать к себе внимания.
Сухопаров тем временем рассказывал Насте о том, как через нейтральные страны идут письма военнопленных на их родину, о посылках, которые можно пересылать в офицерские лагеря через Красный Крест...
Настя слушала его внимательно и перебила единственным вопросом:
- А Алексею можно послать письмо и посылку?
- Письмо, может быть, удастся передать, - отвел глаза офицер, - а что касается посылки, то он в таком месте, куда Красный Крест своих представителей не посылает...
- Жив ли он? - твердо спросила тетушка и резко отложила от себя вилку.
- Да, да! Он жив! - заторопился Сухопаров, чтобы Настя, избави боже, ничего не подумала плохого. - У нас точные сведения. Чехи нам прислали письмо...
Кухарка принесла фарфоровую супницу.
- Попробуйте, господа, домашнего, - предложила Мария Алексеевна. - Ваши домочадцы, наверное, еще на даче и вы живете всухомятку?..
Тетушка обращалась к Сухопарову, зная его семью, но ответил Мезенцев.
- Я целый век не ел домашнего борща! - вдруг громко выпалил он и умильно посмотрел на Марию Алексеевну. Старая хозяйка ответила неожиданно доброй улыбкой. Все тоже заулыбались. "Даже Анастасия!" - отметил про себя Мезенцев.
Борщ был отменный. Господа офицеры, привыкшие к ресторанной кухне, проглотили его моментально.
После первого заговорили о войне. Все переживали неудачи русских войск, накатывавшиеся на действующую армию сплошной чередой.
- Везде говорят и пишут, - обратилась тетушка к артиллеристу, - что у наших доблестных войск не хватает этих, как это называется...
- Шрапнелей? - подсказала Настя.
- Вот именно, шрапнелей, - утвердила Мария Алексеевна. - Кто в этом виноват? Правда ли, что это Сухомлинов предательски вел себя на должности министра?