Вместе с тобой

Ежегодно двадцать четвёртого декабря, мы садимся за один стол и занимаемся этой смешной семейной ерундой, которая тёплом разливается по сердцу. Почему двадцать четвёртого? Потому что двадцать пятого они летят ранним утром к ёлке для распаковки подарков, попутно прихватив с собой чашку с печеньем.

— Мои маленькие наркобароны, — засмеялся я, когда четыре пары глаз устремились в мою сторону.

— Кто такие наркобароны? — первой спросила Мэди.

— У них всегда белый нос, — усмехнулся я, подойдя ближе и пальцем подхватив муку со стола, измазал ей кончик носа.

— Звание отца года по праву принадлежит тебе с тех пор, как они заговорили, Картер, — закатила глаза Лизи, но всё-таки улыбнулась.

— А ты сомневалась? — выгнул я бровь, обходя стол, чтобы поцеловать жену, — я всегда и везде первый.

Подняв её лицо к потолку, я встал позади и наклонился, встретившись губами с самой лучшей девушкой в мире, по удачному стечению обстоятельств, ещё женой и мамой собственных мелких дьяволят.

— Папа! — поморщились одновременно Мэйс и Мэди.

— Это моя мама, — засмеялся я, показав язык и оставив ещё один поцелуй на губах Лизи, из-за чего они снова выдали протяжное «фу», а я вновь прильнул к ней губами, оставляя десятки звучных поцелуев.

Эта пара одиннадцатилетних предводителей всех мелких шутливых проделок по дому, всегда издавала подобные фуканья, когда я целовал Лизи или она — меня. Мэйсон и Мэдисон с взрослением стали подобием меня. В детстве я всегда морщился, видя то, как папа целовал маму, мне казалось это чем-то отвратительным, потому что я считал это обмен слюнями, да и вообще не хотел видеть подобных сцен. Если бы меня вернули в то время, то я бы с упоением мог наблюдать за ними, сейчас для меня — это показатель любви. Если люди не хотят коснуться друг друга, то это говорит лишь о том, что между ними нет нужной искры, либо она погасла. Наша горит, и мы обоюдно помогаем и оберегаем её от воды, которая может потушить пламя, хотя, я думаю, что ничем невозможно загасить этот пожар, даже спустя десять лет брака и двенадцать лет отношений. Мы лишь крепнем с годами.

Заняв свободный стул возле Мэди, я взял формочку в виде звёзды и вырезал свою первую печеньку к завтрашнему дню. Рядом со мной тут же возник Мэйс, теперь по обе стороны рук, были мои горошины, как я их когда-то называл. Лизи помогала Эйдену надавить на формочку, чтобы из теста вышла ёлка. Примерно так всегда выходит: рядом со мной возникают мои приспешники, а Лизи воркует с Эйденом. Этот парень тоже в рядах двух мелких, занимающих места рядом со мной, но он души не чает в Лизи. Если Мэйс и Мэди хотят пошутить над Лизи, то он всегда оберегает её, давая фору старшему брату и сестре, а вот надо мной он сжалиться явно не собирается и не собирался.

— Давай слепим что-нибудь другое, — дёргала меня за рукава футболки Мэди, пока я смотрел, как Лизи улыбаясь, что-то тихо рассказывала Эйдену на другой стороне круглого стола, а он в ответ смотрел на неё с каким-то упоением и безумной любовью.

— Что ты хочешь сделать? — спросил я, не отводя глаз с жены, с лица которой не сползала улыбка, потому что Эйден начал что-то говорить ей.

Лизи сама предложила мне выбрать имя для сына, и я выбрал то, которое когда-то говорил ей в игре в десять вопросов. И вот мой Эйден, кажется, влюблён в Лизи сильнее меня, хотя такое и невозможно. Никто не будет любить её так, как люблю я. Кроме того, Ками когда-то рассказала о своём брате, что только укрепило моё желание дать сыну именно это имя. Такими печальными историями жизнь Лизи и Ками очень схожи, разница лишь в том, что брат Лизи умер, попав под машину, а брат Ками из-за болезни. Ками тоже обожает Эйдена обоюдно с Лизи, они могут часами зависать с ним, чему я постоянно удивляюсь.

— Хочу сделать грушу, — энергично кивнула Мэди, махнув хвостиками.

— Грушу? — выгнул я бровь, посмотрев на дочь.

— Да, — снова кивнула она, — по которой ты бьёшь в гараже.

— Ну ладно, — усмехнулся я и одновременно удивился её странным выбором.

— Это потому что ей нравится Джейк, — ехидно заулыбался Мэйс, продолжая лепить боксёрскую перчатку. Выбор моих детей — это нечто, особенно Мэди, которая полностью является папиной дочкой, даже Мэйс уступает ей в этом. Лизи тоже папина дочка, надеюсь, у меня растёт подобие жены.

— Джейк? — снова устремил я свой взгляд к дочери и, вспомнив сопливый романтичный фильм: поморщился, — Джейкоб?

— Не правда, он мне не нравится! — возмутилась Мэди, кинув в брата гневный взгляд, который никак не подействовал на него.

— Ага, как же, — пробубнил себе под нос Мэйс.

— Он не нравится мне! — повысила голос Мэди, — он… он дурак!

— Тебе нравится дурак, — продолжал издеваться над ней Мэйсон.

— Сам дурак! — воскликнула она и, отбросив в сторону формочку, спрыгнула со стула и выбежала за порог, чем удивила меня и Лизи с Эйденом, которые удивленно посмотрели в нашу сторону.

— Нельзя так делать, Мэйс, — вздохнул я, поднимаясь из-за стола, — она же девочка.