Вместе вопреки (СИ)

— Я друг Алисы, — обращаюсь к ним обоим. Голос звучит неправдоподобно, хрипло. Это, наверное, потому что сам себе не верю. Ну какой из меня друг? Друзья так не поступают. Любимые — так тем более. А сказать Тимуру правду сейчас — это огорошить его и испугать еще больше.

Интересно, что Алиса ему сказала по поводу отца? Наверняка ведь он у нее спрашивал где папа. Сказала что умер? Бросил ее? Наверное, первый вариант все же предпочтительнее. Умер, значит воскреснет. Не проблема. Проблема сейчас убедить Алису в том, что я не знал о сыне.

И это будет чертовски нелегко.

— Пойдем к Саяре Даяновне, — осторожно предлагаю, так как мальчики все еще сторонятся меня. — Позвоним маме по видеосвязи и она сама скажет, что я друг и со мной можно ехать.

— Это у тебя собака фараон? — спрашивает Тимур.

— Да, Рамзес, — киваю с энтузиазмом. — Мама тебе о нем рассказывала?

— Я даже разговаривал с ним, — гордо заявляет мальчик. — Он очень смешно дышал в трубку.

А затем мое сердце делает тройной кульбит, потому что он улыбается. Улыбается и кивает:

— Ладно, пойдем.

Мне хочется схватить его за руку, сжать запястье крепко-крепко, чтобы никуда не сбежал, чтобы понял, что у него теперь есть я. Его отец.

Но приходится сдерживаться, я для него никто. Даже не друг. Незнакомый дядя, которого он увидел впервые в жизни. Но несмотря на доводы логики, пальцы так и тянутся к нему.

Если брать за руку нельзя, то может, можно хотя бы потрогать? Потрепать по волосам? Похлопать по плечу? Взрослые ведь так делают с детьми?

Черт возьми, я понятия не имею как надо вести себя с ним, чтобы не напугать, чтобы не перейти границы.

Стремясь хоть чем-то занять руки, хватаю с земли их велосипеды и когда касаюсь руля, задеваю руку Тимура. Он даже не замечает этого прикосновения, весело предлагает другу: “давай кто быстрее добежит?” и стрелой уносится вперед, а я еще на какое-то время застываю на месте. Пытаюсь осознать этот факт. Переварить. Впитать в себя. И перестать, наконец, бояться, что в любую минуту мираж рассеется.

Нет, мой сын состоит из плоти и крови. У него теплые, перепачканные чем-то липким пальцы, небольшой шрам на запястье и озорная улыбка. И он никуда от меня не сбежит, не исчезнет. Ни он, ни его мама. Потому что я разобьюсь в лепешку, но сделаю так, чтобы она меня простила. Я все объясню.

У принцесски все еще есть чувства ко мне. Последние дни как нельзя лучше это показали. И если еще вчера я не понимал, что ее сдерживает, почему у меня никак не получается разрушить ее холодный фасад, то сейчас мне все ясно как никогда. Алиса, может, и любит меня, но сына она любит больше. А из-за моих слов, любые чувства ко мне — это открытое предательство Тимура.

Черт возьми! Как она еще глаза мне не выцарапала за такие слова? Как она, вообще, могла находиться со мной рядом все эти дни? Терпела мои прикосновения, наслаждалась ими… каждый раз думала о моих словах и винила себя. Моя принцесска. Моя девочка. Я все исправлю. Обещаю.

Глава 44 Марат

Несмотря на то, что еще сегодня утром я клялся и божился. что больше не буду скрывать эмоции, что дам им, наконец, волю после стольких лет, сейчас, сидя на заднем сиденье своей тачки рядом с Тимуром, я делаю именно это. Запечатываю свои эмоции. Наглухо.

Потому что если дать им волю, если дать мысли о своем отцовстве крепко пустить корни в моей голове, то я просто не выпущу его из машины. Прямо отсюда мы поедем в мою квартиру, где я буду целыми днями, 24/7 наверстывать упущенное. Я хочу знать о нем все: что он любит, чего боится, что вызывает у него улыбку и делает его счастливым. А еще я хочу его трогать. Постоянно. Нет, в маньяки я себя пока записывать не спешу, но… он мой сын!! Часть меня! Лучшая, блин, часть меня! Я хочу его обнять, не выпускать из рук очень долго.

Он уже умеет кататься на велосипеде и это чертовски обидно. Кто его учил, Алиса? Саяра Даяновна? Или был в его жизни кто-то еще? Какой-то значимый взрослый?

В детстве, когда отец на меня забивал, когда делал вид, что меня, поломанного пацана, просто не существует, я всегда обещал себе, что не буду таким. Нет, в подростковом возрасте я об отцовстве, конечно, не мечтал, да и не задумывался особо, но какие-то эфемерные мысли о том, что с моим ребенком будет по-другому, у меня уже были.

А получается, что нет. Я не такой как мой отец. Я еще хуже. Тот хотя бы обеспечил меня жильем и материальными благами. Меня же в жизни сына не было от слова совсем…

Что еще я пропустил? “Всё”, — бьёт набатом мой воспаленный мозг. Ты пропустил дохрена, Марат. Ты пропустил пять лет жизни своего сына.

Думаю, умение кататься на велосипеде, это самое малое о чем я должен сейчас сожалеть. Чему обычно отцы учат детей? Драться? Нет, это наверное, рано.

Бросаю беглый взгляд на сына: слишком худой. Я в его возрасте был таким же, еще до проблем с едой. Собирать конструкторы? Это я могу. Арине на день рождения подарили огромный кукольный дом Лего, так мы с Булавиным за пару часов справились, пока именинница нетерпеливо подгоняла нас.

Твою мать. Арина.