Вместилище

— Нет-нет, Андрей Михайлович, вы ничего не понимаете… — он утер слезы, высморкался и зазывно заглянул Андрею в глаза, рассчитывая на его сочувствие. — Что такое я? Винтик! И вы винтик! Мы, как никто, должны понимать друг друга, но почему этого не происходит? Вы не знаете, почему? Я вам скажу, почему. Вы молоды, Андрей. Да-да, а молодости свойственно не обращать внимания на такие мелочи, как… как внимание начальства. У вас все еще впереди. А старость, Андрей, это постоялый двор, с которого съехать уже нельзя. Его можно только благоустроить. У вас сколько детей?.. Двое? Вот видите! Что я вам говорю? Вы уже должны чувствовать приближение этого момента, а он наступит, будьте уверены, так, что заметить не успеете. Так неужели мы, при почти полном нашем понимании, не найдем общего языка?.. А на меня тоже давят, мне тоже нехорошо, у меня печень больная — у вас здоровая печень, Андрей Михайлович? — у меня больная! Вчера опять звонили. Я не могу сказать, так чтоб верно уж совсем, по какой линии, но не исключено, что опять с самых верхов — вежливо интересовались… вежливо!.. это пока что!..

— Да-да, это так верно… — сказал Андрей, всей душой проникаясь к этой слезливой речи. — Вы — молодец, что вовремя разъяснили ситуацию. Без вас бы мы просто… Но ведь и у нас рычаги воздействия ограничены. Ну, как прикажете действовать, если научному сотруднику в голову не залезешь и не подкрутишь, что надо — так сказать, чтоб машина на рабочем ходу была, верно? Вот и думайте тут! Решайте! А может, вы нам оборудования подкинете? Давно ведь запросы подавал на регенераторы. Где они?

— Ах, да, — закряхтел Грудзинский. — С регенераторами накладочка вышла. Видите ли…

Валдис радостно заулыбался, и Андрею пришлось нахмуриться и погрозить ему пальцем — кто же отпускает добычу в последний момент?

— Видим-видим, — сказал Андрей, легонько вытаскивая главу комитета из кресла и подталкивая к двери, пока тот не вспомнил об отчете. — А вот когда будут регенераторы, тогда и вы увидите…

— Да-да, вы — нам, мы — вам…

— И впредь будьте добры не учинять скандалов, — сказал Андрей. — Скандал — это скверно пахнет.

— Я… Мы… — уже откровенно лепетал сбитый с толку нелепый Грудзинский. — А как же я?..

— К Аарону Львовичу! — просиял Андрей, лучезарно улыбаясь и растягивая слова. — К Аарону Львовичу! Он вас непосредственно должен удовлетворить. То есть… не в том смысле, конечно. Аарон Львович, скажите, к вам поступал в ближайшее время официальный запрос?

— …

— Ах, не поступал?

Отступая под давлением Андрея, Грудзинский, наконец-то, вылетел в коридор, распахнув спиной двери, и остановился там, в темноте, оглядев их всех. Обиженный, уязвленный, грустный.

Он вдруг все понял.

— Дураки, — изрек он. — Спохватитесь — поздно будет. Помяните мое слово! Я вас предупреждал!

И он ушел.

После его ухода Валдис и сам плюхнулся в кресло.

— Ты зачем, собственно, заходил? — спросил Андрей.

Валдис в кресле напоминал пастора, развеявшего невеселые думы чаркой вина. Пастор резвился вовсю.

— Я только хотел тебе напомнить, — сказал он, перекатываясь в кресле, — что завтра у нас заседание. Внеочередное.

— Ах, да, — сказал Андрей. — Аарон Львович, занесете в ежедневник на… шесть часов? Верно?

— Да.

— И это все?

— Андрей, — проникновенно сказал Валдис. — Прости.

— За что?

— Даже не представляю, как он увязался за мной. А насчет этого номера ты не волнуйся, никуда он не побежит. Да и мы с тобой…

— Могила?

Валдис улыбнулся.

— Могила!

— Вот и славно, — сказал Андрей. — Я сейчас собираюсь наведаться в Контору, к Глейзеру. Пойдешь со мной?

— Нет, мне еще надо в архив заглянуть. Я с этим и шел: тебе сказать и в архиве порыскать.

— А что там?

— Да так, сущая ерунда. Пока ничего не ясно.

— Ладно, как знаешь. А что К.?

— Мрачнее тучи.

— Не знаешь, почему?

— Одни слухи.

— Слухи — это непроверенный источник информации. Ты проверял?

— Не проверял и проверять не буду. Тем более, завтра, вероятно, все узнаем.

— Ага.

Андрей сунул под мышку футляр с чертежами и вышел. Он придал лицу строгое выражение и сбежал по ступеням парадного. Мельком предъявил пропуск.

— Ну, как служба? — крикнул он.

Но голосу не хватало бодрости. И уверенности.

Солдат вытянулся в струнку.

Андрей вышел на улицу. «Когда-нибудь у меня вежливо попросят документы. Саботажник. Враг народа». Он остановился и поглядел в холодные небеса.

* * *

Вероятно, у Глейзера сейчас все было по-прежнему, без малейших изменений. Это было легко себе представить. Даже напрягаться не надо. В соответствии с утвержденными на всех уровнях директивами поступают в разработку новейшие механизмы по системе «ультрабыстрого взаимодействия», кропотливо заносятся в необъятную картотеку «гениальные» усовершенствования, ведомственные записки курсируют по запутанному в своей структуре департаменту… Жизнь бурлит. Жизнь не знает пощады.

«Сволочь он рыжая, и — больше ничего, — подумал Андрей, ежась. — Боже, как холодно!..»