Вместо смерти (СИ)

«Приехал воевать, а тут такая история», - подумал Василий Павлович и увидел свою смерть такой далекой, что и различить ее было нельзя ни в дебрях кварталов сирийской столицы, ни в далеких холмах.

Василий Павлович полжизни был коммунистом и боролся за свои коммунистические убеждения, потом боролся за Горбачева и Ельцина. После Ельцина он понял, что бороться ни за кого не стоит, и взялся за физкультуру, то есть вплотную занялся своим здоровьем. И оно его подвело, потому что в нем, как в коммунизме, Горбачеве и Ельцине много лет назад была заложена маленькая мина, была заложена для того, чтобы он потерпел фиаско. То есть умер раньше. Конечно, люди со временем справятся с раком и прочими неприятными болезнями, но станет ли от этого хорошо людям, если жизнь их потеряет минуты счастья, подобные тем, которые он, Василий Павлович, сейчас испытывает, которые испытывает эта женщина Катя? Пожалуй, станет, ведь большинство людей с удовольствием поменяют на долголетие все на свете: любовь, счастье, всяческие перипетии с ними связанные…

Тут Петров вспомнил, как, узнав, что смертельно болен, пожалел, что его не убили тогда, в залихватской схватке с бандитами, ведь после нее в жизни ничего страстного, захватывающего, даже просто заметного не случилось. Так, просто текла река жизни в привычных берегах, привычно меня цвет от дождей, подсыхая от засух и поднимаясь от паводков. «Господи, как же я счастлив», - думал он, любовно глядя на Катю и всем своим существом проникаясь ковалентной связью, незримо их объявшей.

Они поженились в маленькой церкви, потом поехали к Кате. Она была счастлива, Василий Павлович это счастье перемножил на свое, лившееся через край. Он не боялся, что у него не получится, боялся лишь, что соитие не получилось пошлым.

Пошло не получилось. Оба они не могли вспомнить, что было между ними в маленькой спаленке с уютно урчавшим кондиционером. Они просто проснулись счастливыми. Сначала он – ее головка лежала на его плече. Это было так божественно, что он заплакал от счастья. Потом проснулась она, слава богу, слезы его уже высохли. Проснулась, прижалась к нему, счастливая тысячекратно за те утра, в которые просыпалась одна в кровати, одна в квартире, городе и целом мире. Проснулась, прижалась к нему и подумала, что истинное счастье – это начало. Ты можешь любить целый век, но первый день этой любви, или какой-то день останется главным в целой жизни, станет недостижимым ни для кого, кроме них. Этот мысленный экзерсис ее улыбнул, она вдруг почувствовала, что пик любви еще впереди, он будет, он непременно случится, и, случившись, подвигнет непременно на новые мечтания.

- Чем мы займемся сегодня? - спросил Василий Павлович, отнюдь не имея в виду контрактные свои обязанности.

- Поедем куда-нибудь, двоеженец, - рассмеялась Катя.

- Никакой я не двоеженец… - надулся Петров, вспомнив, что в покинутом им мире был женат.

- Не сердись. Женщинам нравится уводить чужих мужей, ты же знаешь.

- Ты меня ни от кого не уводила. И я ни от кого не ушел. Это все осталось в том мире. Кончилось там. Кончилось, после того как я выкинул на свалку свой матрац.

- Выкинул матрац? А можно подробнее с этого места?

Василий Павлович рассказал, как выкинул матрац и подушки, на которых они спали с женой до того времени, как она, узнав об осложнении его болезни, переселилась в другую комнату, благо в квартире его отца, бывшего партийного деятеля, их было достаточно.

Катя, послушав со смешанными чувствами, сказала:

- Давай вернемся к нашему свадебному путешествию. Ты знаешь место, где хорошо, и в котором я не была?

- Знаю. Это греческий остров Гидра. На нем нет автомобилей.

- Совсем нет?!

- Ну, есть две машины для вывоза мусора, а все остальное возят на лошадях и мулах. Поедем? Это недалеко, Андерсен подбросит. Представляешь, вино нам будут привозить на мулах, а жить мы станем на втором этаже, украдкой рассматривая туристов!

- Поедем!

- Слушай, совсем с тобой забыл! Я ведь типа в командировке, и должен делать какое-то дело? То бишь воевать?

- Ты его делаешь…

Они помолчали, рассматривая друг друга, затем Катя проговорила, поглаживая его руку:

- Знаешь, я хочу тебя спросить…

- Что?

- Ты ведь давно не веришь в дружбу, в привязанность, в любовь?

- Почему не верю?..

- Не веришь… Я чувствую. Ты смотришь на меня, как на что-то, тебе не известное. И потому немного побаиваешься…

- Я действительно не верю тому, что между нами происходит… Не верю своим глазам, коже, всем своим органам чувств не верю. Теперь я как во сне…

- Я не хочу, чтобы ты спал. Я хочу, чтобы ты брал меня наяву, чтобы съел без остатка. Съел мое тело, душу, пока они есть...

- Мне нравится, что ты так говоришь… А что касается моих чувств к другим людям, они и в самом деле поувяли…

- Знаешь, мне кажется, что мы говорим, чтобы не думать о… о нашей судьбе, – сказала Катя.

- Давай тогда делать что-то, чтобы не думать. Поехали прямо сейчас на Гидру?

- Поехали. Давай собираться?

- Давай, - ответил он и тут же стал звонить Андерсену.

Тот, не раздумывая, дал им три дня отпуска.