Люси только усмехнулась, а Зинаида вдруг встала, строго посмотрела на мужа, и двинулась к танцполу, на ходу расстёгивая платье. Подошла и пристально стала следить за танцовщицей. Та, увидев почти обнажённую красавицу, остановилась и, смутившись, быстро покинула танцевальную площадку. Присутствующие, удивлённые происходящим, уставились на Зинаиду. Музыка продолжала играть и Зина, взойдя на помост, сначала сняла бюстгалтер, и, наконец, под всеобщее восторженное «О-о-ох!», сбросила и трусики. Затем стала двигаться в такт музыке, в точности подражая предыдущей танцовщице, взялась руками за шест и стала медленно обходить его, всё убыстряя и убыстряя шаг. Наконец, побежала и, оторвав ноги от земли, стала крутиться вокруг шеста на одних руках. Скорость вращения всё увеличивалась и увеличивалась, и Зина стала походить на пропеллер самолёта. Зал рукоплескал и неистовствовал до тех пор, пока шест вдруг не лопнул, и Зинаида как баллистическая ракета, не полетела в зал, сметая всё на своём пути. Полёт прекратился у пятого столика. Люди, стулья, столы, посуда, еда и напитки, смешались в одну кучу. В зале воцарилась гробовая тишина. Куча через какое-то мгновение зашевелилась и мало-помалу стала материться. Возмущение кучи росло с каждой секундой. Из-под обломков первой выбралась Зинаида. Каким образом в её руках оказались снятые ранее вещи, непонятно, но она в мгновение ока оделась и, как ни в чём не бывало, уселась на своё место. Посидев секунду-другую, повернулась к супругу, и задала вполне себе риторический вопрос:
– Ну, как?
Желание высказать своё мнение по этому поводу просто распирало разъярённого и одновременно испуганного супруга, но он молчал. И дело совсем не в том, что ему нечего было сказать. С этим как раз-таки был полный порядок. Словесный вулкан готов был извергнуться, но Сеня чисто физически не мог это сделать, потому что нижнюю челюсть, что называется, заклинило, она как бы приклеилась к верхней и никак не хотела отлипать. Вместо слов вырывалось какое-то нечленораздельное мычание. Помычав с минуту-другую, разъярённый муж безнадёжно махнул рукой и вынужден был успокоиться. На этом первая семейная размолвка и закончилась.
Между тем образовавшаяся, благодаря старанием Зинаиды, куча, матерясь и рыдая, стала постепенно разделяться на отдельные компоненты, которые поначалу осматривали свои парадно-выходные одежды, превратившиеся по причине случившегося цунами в лохмотья, синяками покрытые тела, один за другим возвращались к действительности и, самым естественным образом, стали искать причину столь разительных перемен.
– Надо делать ноги! – прошептала Люси, склонившись к уху Семёна.
– Чего вдруг? – запротестовал охмелевший любитель стриптиза.
– У меня есть подозрение, что скоро наши предки придут в себя.
– Разве это плохо?
– Сеня! Ты меня уважаешь? – спросила вдруг Люси.
– Уважаю! – промямлил Семён.
– Можешь без вопросов сделать, что я попрошу?
– Хочешь, чтобы я тоже на шесте покрутился?
– На шесте не надо.
– А что надо?
– Ноги делать надо, Сеня! Ноги!
– Что это значит?
– А то и значит! Если мы ещё минут на пять здесь задержимся, то будем нещадно биты оскорблёнными предками!
– Ты думаешь?
– Я абсолютно уверена. Дай им хоть немного в себя, и нас похоронят на три века раньше, чем положено. Это непорядок, Сеня! Это противоестественно! – прошептала Люси. Сеня, несмотря на изрядное подпитие, всё-таки сумел понять, что угроза огрести, что называется, по полной была более, чем реальна.
– Хорошо. Я согласен, но без этого замечательного напитка я никуда не пойду.
– Официант! – помахала рукой Люси. – Принесите нам ещё три литра портвейна, и одну бутылку запечатанную.
Официант не заставил себя долго ждать, но совсем по другой причине. Дружелюбие и почтение с его лица, как корова языком слизала. Не отрывая взгляда от стриптизного побоища, молодой человек задаёт лишь один как бы риторически-философский вопрос:
– А платить за это кто будет?
– Не боись, мальчиш-кибальчиш! Всё будет в полном ажуре. Притащи-ка нам ещё три литра твоего замечательного портвейна. Выпьем за успешное начало!
– Начало? Это вот это вы называете успешным началом? – побелев от гнева, спросил официант, указывая на разгромленный вчистую зал и шевелящихся под обломками людей.
– Это – издержки! Я хочу выпить за успешное начало карьеры великой стриптизёрши Зинаиды Семёновны Зильберштейн. А это… – указала Зинаида на «издержки», – это, что называется, первый блин комом! Плачу за всё! Тащи портвейн, половой! – заорала новоявленная звезда стриптиза таким грозным тоном, что официант, услышав «Плачу за всё!», мгновенно наклеил на физиономию услужливую подобострастную улыбку, и бросился исполнять приказание. Буквально через минуту вернулся с полным подносом замечательного напитка.
– Зина! – приказала Люси звезде стриптиза, пододвигая к ней те самые три литра, – Это надо выпить немедленно!