Вне Фазы

Шок сменился удивлением. Каким образом на нём появилась вся эта одежда? Взял ли её Маш из отцовского гардероба? Гражданин Голубой действительно предпочитал этот цвет. Но для такого поступка сначала надо было свихнуться, а этого состояния никакой робот добиться не мог.

Или мог? Разве вера в чудеса не являлась непременным условием помешательства? Если Машу удалось убедить себя в том, что он пребывает на поляне вместо собственной комнаты, почему бы ему и не залезть в шкаф отца без его — а главное, без своего — ведома? Похоже, безумие весьма опасно!

Он быстро снял с себя одежду, в процессе раздевания обнаружив, что она сшита точно по его меркам. Ещё одна странность, потому что Маш был на пять сантиметров выше Гражданина Голубого. Тот отличался невероятно маленьким ростом, который с лихвой компенсировался его политическим влиянием. Маш мог выбрать себе любой рост, но не хотел, чтобы отец чувствовал себя в его присутствии неловко, и пошёл на компромисс, приняв материнский рост в качестве нормального. Это сделало его на голову ниже большинства мужчин и на полголовы — некоторых женщин. Однако Маш давно понял, что физический рост не самый важный аспект личной значимости, и собственная внешность его вполне устраивала. Но сейчас… отцовская одежда просто не налезла бы на него.

Его размышления были прерваны гостем с неба, которым оказалась огромная, гротескная птица — ничего себе птаха! Маш недоверчиво уставился на неё. Он изучал птиц, основные их виды, поскольку Наблюдение за птицами являлось частью Игр. В списке не было ничего подобного. Гостья обладала громадной бесформенной головой и отвисшей, как у пожилой женщины, грудью.

Что-что? Маш потряс головой и снова взглянул туда, где она опустилась, но удивительное создание уже исчезло.

Как бы там ни было, он её узнал. Описание соответствовало гарпии — мифическому творению, полуптице-полуженщине. Появление такого существа было, конечно же, очередной невероятностью. Даже если какая-нибудь тайная лаборатория создала бы такого андроида, тот бы не смог летать. Конструкция гарпии должна была прочно привязать её к земле. Необходимый размах крыла и мышцы…

Маш обнаружил, что его сердце учащённо забилось. Неправдоподобность ситуации, в которую он попал, кружила голову и грозила нарушить душевное равновесие! Он переживал не просто одну вещь, в которую трудно поверить, но целое их множество! Деревья, одежда, мифология…

Его сердце? Но у него нет сердца! Он же робот!

Маш положил правую ладонь на грудь и ощутил биение. Он поднял левую руку, охватил правой её запястье и слегка нажал. И снова почувствовал удары изнутри.

А ещё он дышал. Маш всегда мог дышать, как и говорить; но это было не обязательно, и обычно, оставшись наедине с собой, он этим не заморачивался. Теперь же, задержав дыхание, через несколько секунд он ощутил дискомфорт. Ему не хватало кислорода.

Подняв левую руку, он коснулся подмышки в поисках панельки и ничего не нашёл. Маш медленно провёл пальцами по предплечью и ущипнул кожу.

Полыхнуло болью, и через мгновение на месте щипка — там, где ногти врезались в кожу — появились красные полоски.

Машу пришлось облокотиться на дерево, чтобы не упасть. Он был живым! Его тело состояло из плоти; в нём появилось сердце, и оно чувствовало боль.

Теперь он знал, что пережил намного большее потрясение, чем предполагал. Его вера превратилась в абсолют, и Маш вступил в реальность живых. Разумеется, не буквально, но даже в мечтах это было прекрасно; вот только роботам мечтать не дано. Эта новая схема побила все рекорды! Маш добился того, чего до него не удавалось ни одному роботу: полной иллюзии жизни.

Но теперь, когда это произошло, можно ли назвать это достижением? Металлическое безумие? Продолжало ли тело неподвижно лежать на кровати, в то время как разум заперся в программе-фантазии? Веселье долго не продлится. Через несколько часов, заглянув в комнату, мать отвезёт Маша к технику для устранения неполадок. Если данный случай сочтут слишком экстремальным, они перепрограммируют его мозг, попутно стерев и новое достижение, и память о нём. После этого он будет прикован к своему металлическому телу навечно.

Это, осознал Маш, окажется настоящей катастрофой. Он так обрадовался, когда совершил прорыв, добившись подобия жизни — пусть даже в мечтах. Да и сам факт мечты являлся экстраординарным. Он должен был сохранить новую способность и улучшить её, что означало получить возможность ею управлять. И, пока Маш не добьётся полного контроля над своими мечтами, лучше бы никому о них не знать.

Он сфокусировался в попытке отпустить мечту. Ничего не произошло. Он всё ещё оставался на поляне с бьющимся сердцем, поднимающимися и опускающимися лёгкими.

Маш не знал, как отключить мечту. Но чувства беспомощности не испытывал. У любой мечты есть ограничения; если за них зайти, программа свернётся.

Он устремился по тропинке. Маш понятия не имел, куда она вела, он всего лишь хотел заглянуть за грань реальности. Чтобы решить эту проблему.