Читаем Вне игры полностью

Не помню, какой это был год, кажется, лет за пять до его смерти. Собрались мы своим курсом в училище, как всегда, 23 октября. К концу вечера все куда-то разбрелись, а Андрей, наоборот, приехал позже и очень хотел общения. Стал всех искать-собирать и собрал шестерых девочек: «Давайте ко мне поедем, у меня дома никого нет». Мы, конечно, с радостью согласились. Все его любили, он всегда был как солнышко в хмурый день. И привёз он нас на Селезнёвку, в свою шикарную квартиру. Вернее, две квартиры в одной — так он их удачно объединил. Никто из нас в таких домах не был. Просто музей! Антиквариат. Везде фигурки из фарфора — Андрей в разных ролях. Так всё красиво, со вкусом. И вдруг заводит он нас в маленькую комнату, открывает шкаф и достаёт множество дамских шляпок! Ну прямо Синяя Борода! Шляпки эти, как он сказал, носила его мама. Коллекция была потрясающая. И вот Андрей, как некий художник, стал на нас шляпки надевать. Каждой девочке — свою, как он считал, для неё подходящую! По характеру. Я загадала: «Если мне эту шляпку наденет…» И он надел. А потом посадил нас в гостиной за шикарный стол. И не меньше, чем шляпок, достал всяких напитков: французское вино, коньяки, виски, джин… В общем, как в сказке! Тогда ничего этого и купить-то было нельзя. И началась сумасшедшая ночь! Под стать балу у Воланда, только дамы в одеждах и даже в шляпках! Как он с каждой из нас танцевал! Как ухаживал за нами! Все были королевами! А в шесть утра королевы пошли на метро. Подавая мне пальто в передней, он тихо наклонился и шепнул: «Вернись…»

Раньше я не понимала, почему фотографы всегда говорили: «Смотри, сейчас птичка вылетит!», а теперь-то я это хорошо понимаю…

Закрываю глаза, начинаю смотреть моё «кино».

Лети, моя Синяя птица!

Моя любовь!

* * *

Сейчас я хочу вернуться к теме дружбы. Дружба для меня такая важная штука, не менее важная, чем любовь. Хотя дружба — это просто одна из граней любви.

И вот эта грань в моей жизни так сверкает, что подчас заслоняет всё остальное. Здорово, когда у тебя есть подружка с детства, это я уже говорила, да и в течение жизни постепенно как-то адсорбируется круг друзей. С мужчинами тоже интересно бывает, очень часто некоторая влюблённость переходит в нежную дружбу. Это мне всегда очень нравилось, потому что знаешь, что это друг, но некоторый флёр влюблённости остаётся. И, как это ни странно, все мои друзья не работают в театре. То есть почти все. «Почему?» — спросите вы. А потому, что дружба в театре — это очень большая редкость. Ну вот, приехали! А родители как же? А вот в том-то и дело, что у мамы была только одна подруга в театре, да и то в молодости, а потом, когда я уже подросла, я очень часто замечала, что она на подругу «не тянет». На мой взгляд, очень завистливая и злющая тётка. Часто мама после прогулок с ней возвращалась в слезах, так как та очень любила какую-нибудь гадость ей сказать. И когда я маме говорила: «Какой же она тебе друг?» — она только вздыхала в ответ: «Ну, мы ведь в молодости дружили». Не понимаю я этакой дружбы. У отца, мне казалось, много было друзей, впрочем, он всегда всё прикрывал и шутками, и анекдотами. А что там на душе у него было, не знаю. Знаю только одно: что родители очень передо мной виноваты в том, что никогда всей правды о Театре мне не говорили. То есть той самой, которая и есть Театр изнутри. А всё требовали, чтобы я всегда говорила только правду. Вот так я со своей правдой столько горя хлебнула, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Когда ещё в училище я узнала, что моя подружка меня продала, это было как гром среди ясного неба! А потом — дальше больше: оказалось, что в Театре ни в коем случае правду говорить нельзя, то есть всё что угодно, кроме правды. А я вечно не туда попадала. Скажу кому-нибудь: «Вы мне вчера так в спектакле понравились!» А мне друг мой Володя Сверчков: «Ты что, надо не этой артистке говорить, а вон той». Я говорю: «Так та мне совсем не нравится». А он мне чуть ли не рот рукой закрывает, чтобы никто не услышал. Так и прозвал меня «Нелепка».

Да, замечательный он был человек, мы с ним очень подружились. Он был внуком знаменитой артистки В. Н. Пашенной. Работал он в театре режиссёром, а в это время в Малый театр пришёл Леонид Викторович Варпаховский, ученик В. Э. Мейерхольда, красавец, аристократ. Он в театр с утра на репетицию приходил, как на праздник, в чёрном костюме с «бабочкой», всегда элегантен. Волосы стального цвета аккуратно зачёсаны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Актерская книга. Звезды русского кино

Рыцарь совести
Рыцарь совести

Если человек родился, нужно хотя бы прожить жизнь так, чтобы поменьше было совестно. О том, чтобы вовсе не было стыдно, не может быть и речи. Обязательно есть, за что стыдиться: потакал страстям… Ну нет в тебе Отца Сергия — не ночевал он никаким образом — палец же себе не отсечешь за то, что возжелал. Потом начинаешь мучиться: зачем мне это было нужно? У Канта есть дивная запись: мочеиспускание — единственное наслаждение, не оставляющее укоров совести. Все остальные… Нажрался. Зачем? Напился. Зачем? Любовные связи. Зачем мне это было нужно? Муки совести не будут давать мне покоя до конца дней, как и понимание своего несовершенства, хотя, с другой стороны, это залог того, что я что-то еще в себе преодолеваю. И в этом мне помогают моя семья и мои друзья.С возрастом оказывается, что нет ничего выше издревле известных заповедей. Но опыт этих прописных истин передать невозможно, к нему должен прийти ты сам, и никто тебе в этом не поможет. Оказывается, жить надо достойно — не перед Богом, Бога, как мы знаем, нет — перед самим собой, перед совестью своей. Не подличать, не предаваться честолюбию… Маленькие подлости, какие-то совсем незначительные, о которых, казалось бы, никто никогда в жизни не узнает…. Но есть реле, которое срабатывает: не надо! Ничего хитрого и мудреного в этом механизме нет, просто щелчок: не надо. И только.

Зиновий Ефимович Гердт

Биографии и Мемуары / Документальное
Вне игры
Вне игры

Чем талантливее актёр, тем виртуозней он может обмануть зрителя. А в чём, собственно, состоит этот обман? Да и является ли это в прямом смысле обманом? Все эти вопросы я задала самой себе и пришла к удивительному выводу. Нет! Не обманываю я зрителя, когда люблю своего партнёра. Я и вправду его люблю, как бы он ни был мне неприятен в жизни. Но на сцене ведь это не он, а совсем другой человек. Да и я уже не совсем я. Разве я могла бы поступить так, как моя героиня? Разве я могла бы сказать такие слова? Или даже так одеться. Нет, никогда. Но мне надо в неё перевоплотиться, буквально «влезть в её шкуру». Влезть в шкуру, но со своей душой. И из неё, из этой души, лепить другого человека. То есть моя душа становится материалом для создания другого образа. Дух преображается в материю, из которой кроится новый персонаж… Вот это да! Типичное раздвоение личности!

Виктория Владимировна Лепко

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное