Вне игры

На другой день пошла я в гости к Гогиным родителям. Милейшие, интеллигентнейшие люди! Дом был полон гостей, в основном молодёжь, все Гошкины друзья. Стол накрыт с настоящим армянским размахом. Все меня стали спрашивать, какое у меня первое впечатление от Еревана. А я возьми да расскажи нашу с Милкой историю. Все затихли, а Гога как стукнет кулаком по столу — чуть рюмки не попадали:

— Негодяй! — говорит. — Тебе 500 рублей предлагал? Откуда только такой жмот взялся!

Я чуть не поперхнулась, смотрю на Гогу с ужасом. Тут все как прыснут от хохота! Только тогда я поняла, как он меня разыграл.

Вообще потом, поближе узнав Гогиных друзей, я поразилась, что это были за молодые люди! Учились они в разных институтах, но дружили с детства. И все эти мальчики играли на рояле, кто-то на скрипке, прекрасно пели, фехтовали, а главное, искрились от радости и обладали удивительным чувством юмора.

Гога хотел мне показать не только Ереван, но и всю красоту армянской природы и их древнюю культуру. Иногда Ким Иванович позволял брать его машину. Первый раз поехали мы в Эчмиадзин. Вёз нас водитель Ашот. Гога сказал, что он по-русски не разговаривает. Едем мы чудесно, дорога необыкновенно красивая. Горы, леса, ущелья. Только вижу, наш водитель всё скорость прибавляет. Я ему говорю:

— Пожалуйста, Ашот, не надо так быстро.

А он:

— Нэ понимаю, — и ещё прибавляет. Я большой скорости просто физически не переношу. А он всё жмёт и жмёт педали. Уже 100 км, 120 км!

— Умоляю, — говорю, — не надо, я боюсь! — А тут Гога что-то по-армянски ему сказал, и он ещё скорость прибавил. Уже 140 км! Тут я упала на пол машины и заплакала.

Тогда он затормозил, посмотрел на меня удивлённо и говорит:

— Э, а ещё говорят: «Какой русский не любит быстрой езды!»

Тут Гога аж подпрыгнул:

— Ашот! Ты же говорил, русского языка не знаешь?

— Нэт. Нэ знаю, — и поехали дальше, но уже больше 80 км не выжимал.

Вообще целый месяц я как будто в КВНе участвовала. Ребята водили меня по разным кафе. Мы слушали музыку, они пели и всё время друг друга разыгрывали. Юмор у них был замечательный. Да, не зря вся наша страна когда-то из уст в уста передавала шутки «Армянского радио».

А теперь кто-то это наше любимое «радио» отключил. Боже мой, сколько лет прошло, как всё изменилось…

Мы потом с Гогочкой в Москве иногда встречались. Он по работе приезжал. Однажды приехал, позвонил:

— Викуль, пойдём, посидим где-нибудь.

Встретились мы, сели в кафе за столик, смотрю, Гошкины пушистые глаза грустные-прегрустные.

— Что случилось?

— Знаешь, мама у меня умерла год назад. А вот теперь отца на Каширку привёз.

Смотрю я на него, такой же мальчишка, только седина появилась. А он как будто понял мои мысли и говорит:

— Эх, Викуль, так не хочется старшим становиться. Пока в семье родители есть, ты — ещё ребёнок.

Папу его потом подлечили. Не знаю, надолго ли.

А вскоре землетрясение в Спитаке случилось…

А потом совсем другая жизнь началась… Так я Гогу больше не видела.

Но Ереван до сих пор вижу. Красивые дома из розового туфа, сады, фонтаны. И уютные уличные кафе, где сидят статные старики и пьют маленькими чашечками кофе, запивая холодной армянской водой.

* * *

Выпадаю, вылетаю,
Словно птица из гнезда!
Покидаю свою стаю
Не на время — навсегда!
С детства стаи не любила,
Подаяньем не жила.
Только с волею дружила,
Опираясь на крыла.
Коль летать, так уж без правил,
Не давить по стенке мух.
Чтоб судьбой никто не правил,
Чтоб захватывало дух!
Каждому своя дорога.
Птицам с ветром по пути.
А талант — так он от Бога.
Дали крылья — ввысь лети!

* * *

Странно всё-таки устроен человек. Вот беру я опять свой бинокль, а там все события двадцатилетней давности так и налезают одно на другое, заслоняя пространство, наслаиваясь и пытаясь мне показать всё так крупно, что режет глаза. И теперь надо мне повернуть бинокль обратной стороной. Отодвинуть подальше эти, так навязчиво тревожащие душу, события и попытаться кратко и весело рассказать только о самом важном или, наоборот, только о пустяках. Тем и хорош этот бинокль времени, что он может, совершенно неожиданно для тебя самой, взять и превратить самое главное в пустяк, а какую-нибудь случайность так увеличить, что вдруг откроется её роковое значение.

Случайно я оказалась в марте 1988 года на вечере клуба «Богема» в Доме актёра. Случайно в тот вечер я была необыкновенно весела. Вечер был придуман для отдыха артистов. Атмосфера непринуждённого озорства царила в фойе, где за столиками сидели актёры, а на сцене пели, танцевали и валяли дурака наши коллеги. Наш столик оказался самым весёлым.