Вне игры

– Вопрос в том, спросил бы ты меня то же самое, если бы я был каким-нибудь безвестным придурком на бензозаправке?

– Возможно.

– Чепуха, – улыбнулся Терри. – Людям не нравится мой характер. Они полагают, что я веду себя высокомерно. Изображаю примадонну. Но они меня бесят, поскольку я вижу их насквозь. Мне известна правда. Все – владельцы клубов, тренеры и остальные – считают меня паршивым ниггером. Так с чего мне их уважать? Они общаются со мной лишь потому, что я умею забрасывать мяч в сетку. Я обезьяна, приносящая им деньги. Стоит мне остановиться, и все закончится. Я опять стану куском дерьма из гетто, который не должен лезть со своей черной задницей в их сортир.

Терри Коллинз замолчал, словно ему не хватало дыхания. Он взглянул на панораму города. Казалось, этот вид придает ему сил.

– Ты знаком с Исайей Томасом?

– Из «Детройтских пистонов»? Да, встречался.

– Я слышал его интервью после того, как «Пистоны» выиграли чемпионат. Какой-то репортер спросил его, чем бы он занимался, если бы не играл в баскетбол. Знаешь, что ответил Исайя? Заявил, что стал бы сенатором Соединенных Штатов. – Терри сухо рассмеялся. Его голос эхом разнесся по округе. – Видимо, спятил, не иначе. Сенатор Соединенных Штатов! Кого он хочет обмануть? Я скажу тебе, кем бы я стал. Я бы вкалывал на сталелитейном заводе – в ночную смену, с полуночи до десяти утра, – или сел бы за решетку, или просто сдох. Не знаю. – Он покачал головой. – Сенатор Соединенных Штатов. Вот дерьмо!

– А как насчет игры? – спросил Майрон. – Тебе нравится играть в баскетбол?

Терри бросил на него удивленный взгляд.

– А тебе нравится? Ты что, купился на всю эту чушь типа играть ради игры и тому подобное?

– А ты нет?

Терри покачал головой. Луна блестела на его лысом черепе, окутывая голову почти мистическим сиянием.

– Эта сказка не для меня, – усмехнулся он. – Баскетбол для меня всегда был только средством. Я видел в нем хороший способ делать деньги. И пробиться наверх.

– Тебе никогда не нравилось играть?

– Нравилось. Я любил ходить на матчи. Хотя дело было не в самой игре – не в прыжках, бросках и прочем дерьме. Просто все остальное мне не подходило. В других местах на меня смотрели как на еще одного черного придурка, и лишь на баскетбольной площадке я был человеком. Даже героем. Чертовски приятно, когда люди смотрят на тебя снизу вверх. Понимаешь, о чем я говорю?

Майрон кивнул. Он отлично понимал.

– Можно тебя кое о чем спросить?

– Валяй.

– Зачем тебе все эти колечки и наколки?

Баскетболист улыбнулся:

– Они тебя достают?

– Нет. Просто любопытно.

– Скажем так – я от них тащусь, – объяснил Терри. – Тебя это устроит?

– Да.

– Но ты этому не очень веришь?

– Пожалуй, нет.

– Мне и вправду нравятся эти штучки. Но правильный ответ – бизнес.

– Бизнес?

– Да. Все ради него. Для заколачивания денег. Больших денег. Знаешь, сколько я зарабатываю на рекламе? Кучу баксов. Почему? Потому что скандальность продается. Возьми хоть Диона. Или Родмана. Чем психованнее я себя веду, тем больше мне платят.

– Значит, ты прикидываешься?

– По большей части. Я люблю шокировать людей, это у меня в крови. Но в основном я стараюсь для прессы.

– Пресса смешивает тебя с грязью, – заметил Майрон.

– Не важно. Если они обо мне пишут, значит, делают мне деньги. Все очень просто. – Он улыбнулся. – Открыть тебе еще один секрет? Пресса – самое тупое животное на свете. Знаешь, что я намерен выкинуть в один прекрасный день? Я сниму с себя свои колечки и выряжусь пай-мальчиком. Буду вежливо отвечать на вопросы, начну говорить только «да, сэр» и «да, мэм», пороть чушь насчет духа солидарности в команде и прочее дерьмо, которое они так обожают. Как ты думаешь, что произойдет? Те же самые козлы, утверждающие, будто я разрушаю целостность игры, станут целовать мне зад, словно я новый Бларни-стоун.[7] Раструбят о моем чудесном превращении. Сделают меня героем. И все потому, что я решил сменить пластинку.

Терри Коллинз расплылся в широкой улыбке. Майрон пробормотал:

– Да, ты парень не промах.

Хозяин дома повернулся к воде. Болитар молча смотрел на него со стороны. Не все, что сказал его собеседник, звучало справедливо. Кое-что требовало уточнения. Он не лгал, но и не говорил всей правды – а может, не хотел в ней признаваться. Терри действительно страдал. Он искренне верил, что его никто не любит, а это уязвляет любого человека. Ты чувствуешь боль, гложущую тебя внутри. И поэтому инстинктивно начинаешь прятаться и строить вокруг себя защиту. Самое скверное, что во многом Терри был прав. Кто обратил бы на него внимание, не будь он профессиональным баскетболистом? И кем бы он стал сейчас, если бы не его способность играть в эту детскую игру? Терри напоминал красивую девушку, всю жизнь мечтающую о том, чтобы кто-нибудь оценил ее душу, тогда как все парни липнут к ней только потому, что у нее смазливое личико. Стань она уродиной, никто и пальцем не шевельнет, желая поскрести поглубже и обнаружить внутреннюю красоту. Потеряй Терри Коллинз свои физические качества, и с ним произойдет то же самое.