Вне игры

Потом Майрон перестал играть и обнаружил то, о чем догадывался раньше: предматчевый мандраж был связан только с баскетболом, и более ни с чем. Он никогда не испытывал ничего подобного в деловой и личной жизни. Даже драки и силовые стычки – чистейший адреналин – не производили на него такого впечатления. Он был убежден, что с возрастом и зрелостью спортивные страсти растворятся без следа. Под прессом жизненного опыта такая сравнительно мелкая и незначительная вещь, как баскетбольная игра, уже не станет раздуваться юношеским воображением и разрастаться до размеров эпохального события, достигая чуть ли не библейского размаха. Взрослый человек легко поймет то, что не втолкуешь ребенку, – какая-нибудь танцулька на школьном вечере или неудачный бросок быстро превращаются лишь в неприятное воспоминание. Но сейчас, во всеоружии своих тридцати с лишним лет, надежно закованный в знания и мудрость, Майрон чувствовал ту же самую трясучку, что и в далекой юности. За последние десять лет она никуда не улетучилась, только затихла на время – именно так сказал ему Келвин – и ждала своего шанса, чтобы выскочить на поверхность. Шанса, которого обычным людям никогда не представляется.

Неужели его друзья правы? Ему с этим не справиться? Он так и не расстался со своим прошлым? Майрон заметил на трибунах Джессику. Она с какой-то странной сосредоточенностью следила за игрой. Похоже, Джессика была единственной, кого не волновало его возвращение в баскетбол. Правда, она не знала Майрона в дни спортивной славы. Получалось, что женщина, которую он любил, совсем его не понимала или…

Майрон остановился.

Когда сидишь на скамейке, просторная арена кажется маленькой. Он прекрасно видел, как Уиндзор беседует с Пробой. Видел Джессику, жен и подруг других игроков. А затем – в широких дверях, расположенных как раз напротив, – он заметил, как в зал вошли его родители. Взгляд Майрона быстро переместился на площадку. Он вскинул руки и выкрикнул что-то ободряющее товарищам, притворившись, будто увлечен игрой. Его мама и папа. Наверное, вернулись из поездки раньше срока.

Майрон покосился на них краем глаза. Они сидели рядом с Джессикой, в секции, отведенной для родственников и друзей. Он поймал на себе взгляд матери. Даже издалека он рассмотрел растерянное выражение ее лица. Отец сидел, поджав губы и бегая глазами по площадке, словно никак не мог собраться с силами, чтобы посмотреть прямо на сына. Знакомая картина. Точно старый семейный фильм, который внезапно ожил и превратился в явь.

На скамейку вернулся Леон Уайт. Он плюхнулся на пустое место рядом с Майроном. Паренек из команды поддержки набросил ему на плечи полотенце и протянул бутылку. Леон сидел, лоснясь от пота и глотая воду.

– Я видел, как вчера вечером вы болтали с Пробой, – произнес Уайт.

– Ага.

– Получилось?

Майрон покачал головой:

– Остался без пробы.

Леон хмыкнул:

– Ты слышал, как она получила свое прозвище?

– Нет.

– У нее есть одна привычка. Когда она начинает заводиться – ну, возбуждается по-настоящему, – то всегда постукивает левой ногой. Только левой, заметь, и негромко. Точно пробует, как это звучит. И вот, представь, она лежит на спине, ты вдуваешь ей что есть мочи и вдруг слышишь, как она постукивает по кровати. Значит, пробу сняла, понимаешь?

Майрон кивнул.

– А если она этого не делает – если тебе не удалось заставить ее снять пробу, – значит, ты не выполнил свой долг. Тебе ужасно стыдно. Ты готов повеситься. Это очень серьезная традиция.

– Как зажигать менору во время хануки,[13] – согласился Майрон.

Леон рассмеялся:

– Ну, не совсем.

– А тебя апробировали, Леон?

– Да, был разок. – Он быстро добавил: – Но еще до того, как я женился.

– Давно ты женат?

– Мы с Фионой вместе уже более года.

Майрон почувствовал, как у него забилось сердце. Фиона! Жену Уайта звали Фиона. Он поднял голову и нашел на трибунах смазливую блондинку. Имя Фиона начиналась на букву «Ф».

– Болитар!

Майрон обернулся. Это был старший тренер, Донни Уолш.

– Да?

– Пойдешь вместо Эриксона. – Слова вылетали изо рта Уолша, как смачные плевки. – Займешь ближнюю защиту. Кайли будет распасовщиком.

Майрон взглянул на тренера так, будто тот говорил на суахили. Шла вторая четверть матча. Минимальный разрыв в счете.

– Какого черта ты ждешь, Болитар? Замени Эриксона. Быстро.

Леон хлопнул его по спине:

– Давай, парень.

Майрон встал. Его ноги болтались, как две растянутые струны. Мысли о расследовании и убийстве мигом выскочили у него из головы, точно их сдуло ветром. Он подбежал к столику судьи. Арена поплыла под ногами, как у пьяного. Почти машинально он скинул разогревающий халат, как змея сбрасывает кожу. Майрон кивнул судье.

– Вместо Эриксона, – произнес он.

Через десять секунд в зале объявили: «На замену Троя Эриксона вышел Майрон Болитар».

Майрон выбежал на игровую площадку и кивнул Эриксону. Игроки смотрели на него с удивлением, словно никто не ожидал его увидеть. Эриксон бросил на ходу:

– Смотри за Уоллесом.