Вне игры

— Не беспокойтесь, Глебов. Не требуется. — И с раздражением отрезала: — А вам не кажется, что вы смешны?

— Ой, как грубо! Но я не обижаюсь. Все равно — если надумаете…

— А вы не боитесь?

— Как вам сказать? Во-первых, надо же, чтобы кто-то и не боялся. А во-вторых…

Глебов в упор посмотрел на нее и тихо сказал:

— Я вам верю, Ирина. Хотя по некоторым спорным проблемам у одного из нас точка, а другого кочка зрения. Но у обоих критический ум. Так мне показалось…

— А я не хочу, чтобы вы мне верили, не хочу, чтобы вы дарили мне эти ролики. И не зачисляйте, пожалуйста, меня в свою компанию «критически мыслящих личностей». — Ирина уже была не в силах сдерживаться, лицо ее раскраснелось, глаза заблестели, и взгляд стал жестким.

— Зачем же столь строго?.. Согласитесь, что критически мыслящие личности — это не худшая часть интеллигенции.

— Я прошу вас немедленно отвезти меня домой… В Ужгород я не поеду.

— Ириночка… — Он придвинулся ближе, взял ее за руку.

— Отойдите, убирайтесь к черту! — задыхаясь, прокричала она и вскочила. — О какой правде вы говорите? О той, что вы преподнесли мне в музыкальном сопровождении? Если вы сейчас же не отвезете меня…

— Ну что ж, как угодно…

…Сгустились сумерки, поднялся туман, и хлынул дождь. Мутные конусы света фар едва пробивались к асфальту. Глебов уверенно вел машину, но на повороте из белой пелены внезапно вынырнула громада бензовоза. Рывок влево, и «Волга», врезавшись в столб, почти повисла над обрывом…

Что было потом, Ирина не помнит. Очнулась ома уже в больнице. Рядом сидела тетя Маша и незнакомый ей человек в небрежно наброшенном на плечи халате. Догадалась — не доктор. От нее не скрыли — Глебов погиб. Позже она узнала и все остальное. Это «все остальное» было зафиксировано в протоколах. При обыске покойного, его квартиры и его машины нашли набор кассет с магнитофонными записями, такими же, какими он «услаждал» Ирину. Дома, в тайнике, устроенном в стенном шкафу, было обнаружено несколько библий, микропленка с записью передачи «Свободной Европы», два номера «Граней», изданная в Италии листовка «За свободу». Над заголовком призыв: «Читай и передай другому». В один из номеров журнала вложена фотокопия письма некоего Соловьева. В письме — подробное изложение целей и задач зарубежного сборища «спасителей» России, инструкции, как поддерживать с ними связь, приглашение активно сотрудничать, помогать. Найдено было и чье-то недописанное письмо. Сразу же установили — Глебова.

«…Дружище! Когда я вернулся из Москвы, был несказанно удивлен, обнаружив в одном из журналов, который ты дал мне перед отъездом, фотокопию письма какого-то господина Соловьева. Если сие чтиво предназначено мне, то заявляю тебе прямо и решительно — нет, дружище, я не приемлю это послание. Мне чуждо и непонятно все, что он там наворотил. Может быть, письмо мне не предназначалось и ты случайно оставил его в журнале? Нужно встретиться и поговорить… Есть рубеж, переступать который мы не имеем права. Видимо, у каждого есть рубеж, у которого он начинает чувствовать, что дальше — ни шагу! Дальше — пропасть… Я это почувствовал, когда читал послание некоего Соловьева. Пойми меня правильно, Владик. Я не ортодокс — со многим не согласен. И мы говорили с тобой об этом. Не отрекусь! Но Соловьевы тянут черт-те знает куда… Это письмо вручит тебе мой товарищ, сосед по квартире — после праздников он полетит в Москву…»

На этом письмо обрывалось.

В тайнике лежал также листок с двумя лондонскими адресами. И почтовая открытка с видом Московского университета. На ней неизвестным, во всяком случае не Глебовым, по-английски был написан адрес получателя. Позднее Бутов проверит: скромная булочная на окраине Лондона. И еще листок. Буквы и цифры «З. Р. Р.» и «И. Р.» Нетрудно догадаться: «Захар Романович Рубин» и «Ирина Рубина». Цифры — номера телефонов. Домашний и служебные.

На письменном столе лежало письмо из Москвы, подписанное инициалами «З. Р.». Автор благодарил за книгу и сообщал, что «общий знакомый» не звонил и обещанных Глебовым катушек не передавал. Теперь Бутову уже точно известно: З. Р. — это Захар Рубин. И почерк его.