Вне имён (СИ)

И я, насупившись, иду мимо них. Своей дорогой. В отдаленный тупик. Быть может, всё ж не тупик, и там, рядом с воротами, есть какой-нибудь пеший проход...

Они насторожились. Уставились оба.

Одет я просто. Одежда моя штатская истрепана и запачкана. Быть может, всё ж я пройду мимо?

Нет... Один из них смотрит на мои руки.

Да, на холеные руки с тонкими пальцами. И на кольцо... Нет, я не снял его. И не сниму до самой смерти. Это кольцо - выпускника пажеского корпуса.

Один толкнул другого, гыкнул злорадно, произнес сквозь зубы: "Барин!" - и оба двинулись ко мне. А другой уже вынимает наган из кобуры...

- Сейчас, ты, гадина вражья, попляшешь у меня! - говорит он злобно. - На говно изойдешь.

Наверное, я был белее полотна. "Пришел мой час", - подумал, и даже не вздрогнул. Нахлынуло спокойствие, и полное приятие смерти. Я устал. Просто, страшно устал...

Но вдруг...

Сбоку, из калитки, чуть сзади них, выскочил приземистый, вооруженный дубиной человек. Бьет этой дубиной того, вооруженного, сзади, по голове - и пуля из нагана грязной сволочи просвистела рядом со мной. А детина завалился, как подкошенный. .. Мордой в грязь.

Незнакомец тем временем заламывает руки за спину второму, потом ломает ему хребет... Тот хрипит, или скулит... Тоже падает.

- Уходим, и быстро! Сейчас новые подбегут, а ты - без оружия, - говорит он мне. Беги сюда!

Уже за калиткой, добавляет:

- Тебе, мил человек, что, жизнь надоела?

- Надоело... Скрываться. Зачем? Увы, это - уже ИХ мир, - невнятно бормочу я.

- У меня здесь, за сараем - двое ребятишек прячутся. Юнкера. Им - тоже умирать? - спрашивает он меня, тянет за стену, вглубь дворов. - Дворами уйдем... Огородами. Неподалеку так называемая Собачеевка пойдет... Домишки небольшие, собаки, хозяйства, дворы... Я неплохо здесь ориентируюсь. За Собачеевкой - поля, степь...

За сараем действительно было двое юнкеров. Попали ребята в переплет...

- Что, стучите зубами? - спрашивает он подростков. - Согрейтесь, вот, - и незнакомец протягивает ребятам флягу. Водка, наверное. Они делают по паре глотков - кривятся.

- И - уходим быстро. Я знаю, здесь, за дворами - есть проход. Там - окраинная улица. Снова железная дорога. Вбок от неё - и огородами уйдем. За городом двинем к нашему отряду. Вот-вот подойдут... Я слыхал. А... зачем нам спасаться, теперь спросите вы, мил человек? - он хмуро посмотрел на меня.

- Нет. Не спрошу. Знаю, зачем: чтобы приехать потом, и провести расследование. И чтобы все историки будущего, все люди знали... О том, что здесь творилось. И на что способны нелюди с человечьими лицами... И чтобы помнили и оплакивали их жертв... Чтобы вновь зазвенел по всем погибшим колокол над бедной Россией. И чтобы всем было ясно, за что ей воздаяние будет...

И я... Вдруг с отчетливой ясностью увидал будущее Таганрога...

Как звенит над страной невидимый колокол, и ангелы печали продолжают плакать над этой землей, и до сих пор не все тела похоронены, а души не получили покоя... И страшные тени былого всё так же бродят по этой земле, и сгустки злобы не растворились, а повисли в воздухе...

И не хватит всех священников, чтобы отпеть былых невинно убиенных, и цветы засыхают на землях, где прошли сапоги палачей, и реки крови, что текли, ушли под землю, но остался запах разложения.

Взорванные церкви, стертая во прах культура, любовь, превращенная в пепел... Это даже не фашизм. Это - хуже фашизма. Убиение лучших. Уничтожение праведных. Культ насилия, наушничества, предательства и злословия. Отрицательный отбор целой эпохи... Столетие лжи и ненависти... Оно грядет.

Диез ире! Если бы Господь обратил свой взгляд на эту землю, то он испепелил бы её в гневе...

Земля Чехова, Павла Таганрогского, многих славных людей - превращена в ничтожный и пустой духом город. Идешь по нему - и будто не хватает чего-то. Чего-то самого главного, важного, значительного. Без чего нет жизни...

Город, некогда лиричный и мечтательный, превратился в город заводов, искореженного металла, хлама, пустых строений, мусора и грязного моря, где мертвая рыба валяется вверх брюхом и гниет на пляжах...

Да, я увидел всё это... Будущее... И глаза мои были сухими.

Фанни оторвалась от тетради. "Да, прав Неназываемый", - подумала она. - Это - не люди. Целая кодла нелюдей шествует по этой земле. И они... никуда не делись. Они... По-прежнему уничтожают нас...Только, методы теперь другие. Всё захотели экспроприировать и отжать: культуру, образование, здравоохранение, даже патриотизм... Отжали. И...полностью уничтожили всё, к чему прикасались.

Она ещё в детстве поняла, что все и во всём, постоянно, врут. Это называлось "идеологией". Потом идеологию убрали, но ложь всё равно осталась. Появилась некая гибридная идеология.

Средства массовой информации были теперь везде включены на полную катушку или воткнуты в уши: как предосторожность от того, чтобы в голову не могли заползти мысли. Сила денег, власти и всесокрушающей ненависти заполнила всё. Обнажился холодный, злой, ничем не прикрытый мир.

Или - развалины миров, разных пластов разгромленной в хлам культуры?