Вне подозрений

Было два часа ночи. Джек сидел в одиночестве за кухонным столом в пижаме, которую подарила ему теща на Рождество. Пижама была не однотонная, в дурацкий мелкий цветочек. Такого рода одеяние хранится обычно в ящике комода, пока не начнется старческий маразм — только тогда извлекают его на свет божий и начинают носить. Но всякий раз, находясь в доме миссис Пейдж, Джек надевал эту пижаму: старался доставить теще удовольствие, продемонстрировать, какой хороший у нее зять.

Со времени «инцидента» — именно так они это называли — Джек с Синди жили в доме миссис Пейдж в Пайнкресте. Временно, пока не найдут себе квартиру. О возвращении в свой дом не могло быть и речи, и Джек опасался, что теперь даже самому бойкому и говорливому риелтору продать его будет трудно. А вот здесь, миссис и мистер Покупатели, находится просторная ванная, которую прежние владельцы выкрасили в весьма оригинальный и жизнерадостный красный цвет, чтобы замаскировать брызги крови на стенах.

Свет уличного фонаря проник в комнату сквозь шторы, отбросив на все предметы слабое сияние. На запотевшем стакане холодной воды мерцали капельки влаги. Краешком сознания Джек силился отгадать извечную загадку: стакан пустой или полный наполовину? — щурясь, поднес к глазам.

Ну вот, черт побери. Пустой.

Накануне днем письмо было отправлено прокурору, в нем подробно пересказывался разговор с Джесси в ночь накануне убийства. Джек трудился несколько часов и даже прибегнул к помощи Розы, чтобы придать каждой фразе послания убедительность и отточенность. Она твердо стояла на своем, была убеждена, что письмо — единственно правильный ход. Сам же Джек вовсе не испытывал такой уверенности и терзался всю ночь без сна. Письменное признание прокурору штата в том, что он был обманут собственной клиенткой, вряд ли упрочит его положение среди коллег-адвокатов.

— Ну как ты тут?

Он обернулся и увидел Синди. Как он ни старался, но все же, видно, разбудил ее, поднимаясь с узкой кровати, на которой они спали.

— Просто не спалось, — ответил он.

— Мне тоже. Вот и подумала: чем лежать без сна, просмотрю-ка лучше еще раз раздел объявлений о найме и сдаче квартир.

— Неплохая идея.

Она наклонилась и начала шарить в корзине для бумаг в поисках вчерашней газеты. Потом подняла на него глаза и спросила:

— Все еще думаешь о том письме, что отправил прокурору?

— Откуда знаешь?

— Я знаю тебя.

Он отвел взгляд.

— Чувствую себя учеником, которого оставил в классе после уроков учитель. И велел пятьсот раз написать на доске: «Я — тупица».

— Никакой ты не тупица. Ты самый лучший, самый блестящий адвокат, которого я знаю.

— Самые умные таких глупостей не совершают.

— У тебя не было выбора. Это письмо — единственный шанс привлечь внимание прокурора к инвесторам.

— Глупость не в том, что я написал это письмо. Я был дураком, что позволил Джесси одурачить меня.

Она перестала искать газету и уселась в кресло рядом с мужем. И смотрела на него встревоженно.

— Но врач Джесси считается самым лучшим и опытным невропатологом в Майами. Разве можно заподозрить его в том, что он специально поставил неверный диагноз и помог тем самым одурачить инвесторов?

— Мне то и дело приходилось сталкиваться с умными ворами. Просто я пошел на поводу у Джесси. Поверил в ее болезнь, сочувствовал. Вот и расслабился.

— Да, конечно. Даже мне было жаль эту женщину. Разве я сама не говорила тебе: «Займись ее делом. И не важно, что она некогда была твоей подружкой»? Помнишь?

— История совершенно подкосила меня.

— Меня тоже. Особенно врач. Чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю, как это доктор Марш решился рискнуть своей карьерой и добрым именем.

— Деньги, — заметил после паузы Джек. — Я сталкивался с врачами, которые больше всего на свете любят золото.

— А мне кажется, дело не только в них. Есть что-то еще, чего мы пока не понимаем.

Он мог бы поделиться с ней и другими соображениями, в частности о том, каким талантом убеждения обладала Джесси, но не стал.

— Давай не думать. Как ты сама?

— В порядке.

Отвечая, она отвела взгляд. Он взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.

— Что случилось?

— У меня месячные, — тихо ответила она.

Джек старался не показать своего разочарования.

— Ничего страшного. Будем пытаться дальше.

— Мы год стараемся, нет, одиннадцать месяцев.

— Неужели так долго?

— Да. А я никак не могу забеременеть.

— Попробуем в следующий раз без обручальных колец? Говорят, помогает.

Она пыталась изобразить улыбку, но не получилось. Какая-то мысль не давала ей покоя.

— Тебя это беспокоит, да, милая?

— Да, очень.

— Возможно, здесь моя вина.

— Нет, не твоя.

— Но откуда тебе знать?

— Просто знаю, и все.

Он вовсе не был уверен, что она знает. Одно было ясно: такие разговоры только ее расстраивают.

— Но мы еще не пробовали других вариантов.

— Знаю. И потом, можно усыновить ребенка. Но я даже думать об этом боюсь.

— Почему?