Вне подозрений

Мне слышно, как хнычет и мучительно икает Чарли – малыш явно хочет спать, но понятия не имеет, как бы это осуществить.

– Ну давай уже, не тяни резину, – уговаривает Робин. Плач усиливается. – Ну же… Тебе надо поспать. А мне – приготовить дурацкий ужин!

– А помнишь, ты дала мне шикарный совет – укачивать ребенка сильно-сильно, прямо неистово. Не знаю, почему, но помогает. Постепенно их крики становятся ритмичными, а глазки ме-е-едленно закрываются…

– Тебе нужны еще дети!

– Поздно… – нараспев откликаюсь я.

Мы болтаем о малыше, о его беспорядочном режиме сна, об идее матери Айана дать ему бутылочку… Я не умолкаю, без устали нахваливаю все, что она делает, ее материнские умения и качества – потому что не сомневаюсь, Робин нуждается в ободрении и в отдушине. Вскоре голос ее становится тише:

– Ну а ты-то как? – Шепотом.

– В порядке.

Робин зевает:

– Похоже, мне удастся немного соснуть.

– Вот и умничка, – одобряю я.

Стив останавливается у моего дома. В припаркованной тут же машине кто-то сидит. Может, позвонить в полицию? Оказывается, незачем – полиция уже здесь собственной персоной.

На этот раз инспектор Периваль захватил с собой констебля Морроу. Когда я застываю на пороге кухни, гостья оборачивается ко мне с широченной улыбкой «а-ля Уоллес и Громит». Их, по словам Периваля, впустила Марта, «предложила располагаться», а сама отправилась за Милли. И еще в доме сейчас уборщица, добавляет Морроу, если я вдруг волнуюсь, что они тут без присмотра. Действительно, наш разговор сопровождается сначала доносящимся из Мартиной комнаты шумом пылесоса, потом – когда Нора с «Мистером Мускулом» перебирается в гостевую ванную – журчанием воды в трубах.

Я прислоняюсь к дверному косяку: ноги становятся ватными, кажется, с места двинуться не смогу. Спрашиваю, зачем они опять приехали:

– Я ведь уже ответила на все ваши вопросы.

Сидящая на скамейке констебль Морроу кривит веснушчатый носик. На лбу – ни единой морщинки, в ушах – крошечные розовые сердечки.

– Понимаю, вам это неприятно, но… – Она театрально закатывает глаза и пожимает плечами, предварительно убедившись, что восседающий во главе стола инспектор Периваль смотрит не на нее, а на лежащую на коленях бумагу.

– Присядьте, пожалуйста, ненадолго. – Он поднимает голову, и я начинаю чувствовать себя преступницей на допросе. – Много времени мы не займем, но это важно.

На выходных я его «погуглила». Руководитель отдела по расследованию убийств и тяжких преступлений в Баттерси. В 2009-м получил благодарность за пресечение войны индийских ресторанов в Тутинге (вам это о чем-нибудь говорит? Мне тоже).

Я отлипаю от двери и осторожно устраиваюсь за столом. Предложить чаю? Но у Периваля такой тон… Пожалуй, не стоит.

– Вы видели эту женщину раньше?

Между зубами у него застрял кусочек латука, застегнутая на «молнию» адидасовская кофта украшена на груди пятном засохшего кетчупа. Будь я судебно-медицинским экспертом, предположила бы, что по дороге ко мне он съел бигмак.

Он придвигает ко мне фотографию. Даже еще не взглянув, знаю, на фото – она. Я ждала этой минуты с ужасом.

Сад, детская «лазалка». На нижних перекладинах – двое ребят. У ее ног – большая красная пластиковая машина, в которой можно возить детей, а сама девушка чуть наклонилась к лесенке и держит малышей за ноги. Ослепительная улыбка. Передние зубы слегка кривые, будто вдавлены внутрь; темно-рыжие волосы собраны в два хвостика. Худенькая, с узким лицом и густыми накладными ресницами, словно кричащими всему миру: «Кто бы что ни говорил, а я дорогого стóю!» В мочке уха – не меньше шести колечек.

На меня наваливается невыносимая печаль.

– Это ее дети? – разлепляю я губы.

– Неужели она совсем не кажется вам знакомой?

– Ну, разве что… Помните, вы сами тогда говорили, что она чем-то похожа на меня… Кто она? Дети – ее? – настаиваю я.

– Ее звали Аня Дудек, тридцать лет, жила на Фицхью-Гроув, на юго-западе. – «Звали», «жила»… Прошедшее время. – Об ее исчезновении заявили люди, на которых она работала, семейство из Патни, потому что в субботу она за весь день так и не объявилась. На снимке их дети. Она была няней по выходным.

– Аня Дудек… – повторяю я.

Няня. Ну хоть дети не ее. Хорошая работа в хорошей семье. Патни – благополучный, респектабельный пригород, там еще живет либерал Ник Клегг. Какое уж тут «столкновение двух миров»?

– Вам это имя о чем-нибудь говорит?

– Нет, – трясу я головой. – Совсем ничего.

– А на Фицхью-Гроув бывали?

– Нет. Я, конечно, знаю, где это. – Высотки на краю парка, раньше принадлежавшие местным властям. – Но бывать не приходилось.

– Уверены?

Киваю.

– А Аня Дудек бывала у вас?

– Нет.

Сидящая напротив констебль Морроу поджимает губки и смешно гримасничает – мол, понимаю, дурацкая трата времени, и рада бы вас не терзать, но ничего не поделаешь… Проявляет, стало быть, женскую солидарность. Я ей улыбаюсь и повторяю для инспектора:

– Нет, никогда.

– Любопытно. – Периваль перекладывает с колен на стол лист бумаги, с которым нянчился перед этим.