Вне подозрений

Надзирательница не осталась с ними в комнате, но, очевидно, она встала за дверью, наблюдая в стеклянный глазок, чтобы вернуться при малейшей попытке Батлера хотя бы обменяться рукопожатием с клиенткой. Когда дверь закрылась, Джойс Эллис некоторое время стояла молча.

— Но я… у меня нет денег! — воскликнула она. — Я не могу…

Батлер расхохотался. Он был продуктом Вестминстера и колледжа Церкви Христовой в Оксфорде, но часто сознательно использовал в своей речи дублинский акцент, на который попадались многие англичане.

— И какое это имеет значение?

— Разве не имеет?

— Ни малейшего, — честно ответил Батлер. Он настолько искренне презирал финансовые вопросы, что фортуна, в свою очередь, осыпала его деньгами. — Если вас это утешит, дорогая моя, я получу свой гонорар с первого же богатого спекулянта на черном рынке, который действительно виновен.

На глаза девушки невольно навернулись слезы.

— Значит, вы верите, что я этого не делала?

Улыбка Батлера предполагала согласие. Но его ум, подобно точным весам, хладнокровно оценивал за и против.

«У нее прекрасная фигура, хотя это скрывает убогое платье. Вероятно, она чертовски страстная. Рад, что в этом деле не замешан мужчина. На свидетельском месте она будет отлично смотреться. Эти сдерживаемые слезы выглядят почти как настоящие».

— Мне следовало знать, что вы не можете верить в мою виновность, — сказала Джойс. — Я… я читала о вас.

— Мои скромные заслуги переоценивают.

— Нет! — Джойс сплела пальцы рук и опустила взгляд. Она сидела за столом напротив Батлера, и тени оконных решеток падали на ее лицо. — Как бы то ни было, отложим мои благодарности на потом. Вы хотите, чтобы я рассказала вам о… о происшедшем?

Батлер немного подумал.

— Не совсем так, — ответил он. — Позвольте мне рассказать об этом, а попутно я смогу задавать вопросы. Например, сколько вам лет?

— Двадцать восемь. — Джойс удивленно посмотрела на него.

— А как насчет вашей семьи, дорогая моя?

— Мой отец был священником на севере Англии. — Она вздохнула. — Знаю, что это звучит как глупая шутка в книге, но это правда. Отец и мать погибли во время авианалета в Халле в 1941 году.

— Расскажите что-нибудь о себе.

— Боюсь, рассказывать нечего. Дома мне приходилось тяжело работать, но меня не научили делать что-нибудь полезное. Во время войны я служила в Женском вспомогательном корпусе авиации. Мне это не слишком нравилось, хотя, полагаю, я не должна так говорить.

— Продолжайте.

Информация была случайной и даже непоследовательной. Тем не менее присутствие Батлера излучало уверенность, как печка тепло, вытягивая напряжение из тела девушки, а отчаяние — из ее ума.

— После войны мне, конечно, было нелегко устроиться. Хорошо, что я смогла получить место компаньонки-сиделки-секретарши у миссис Тейлор.

— Вас обвиняют, — спокойно сказал Батлер, — в отравлении миссис Тейлор сурьмой, или рвотным камнем, вечером 22 февраля.

В этот момент оба почувствовали взгляд надзирательницы в стеклянный глазок, словно он проник в комнату.

Джойс молча кивнула, уставясь на стол. Ее указательный палец прочертил на крышке вертикальную линию, а затем горизонтальную «перекладину» в нижнем ее конце. Черные волосы, старомодно завитые сзади, поблескивали при свете лампы. Стены тюрьмы, где она ожидала суда уже две недели, снова стали давить на нее.

— Сколько времени вы пробыли с миссис Тейлор?

— Почти два года.

— И каково было ваше мнение о ней?

— Она мне нравилась. — Джойс перестала чертить пальцем на столе.

— Согласно моим сведениям, — продолжал Батлер, — возраст миссис Тейлор приближался к семидесяти. Она была очень богатой, очень толстой и воображала себя инвалидом.

Серые глаза сверкнули.

— Погодите! — сказала Джойс. — «Воображала» — это не совсем точно… О, не знаю, как это описать!

— Постарайтесь, дорогая моя.

— Ну, у нее была страсть к всевозможным лекарствам. Если она думала, что у нее нелады с сердцем, и случайно натыкалась на чью-то коробочку с таблетками от расстройства пищеварения, то все равно принимала их с целью посмотреть, что произойдет. И она постоянно накачивала себя эпсомской солью и солью Немо.[4]

Батлер кивнул.

— Насколько я понимаю, продолжал он, — после смерти мужа миссис Тейлор жила в Бэлеме, на краю Тутинг-Коммон,[5] в большом старомодном доме с каретным сараем позади.

— Да.

— Но в доме ночевали только вы и миссис Тейлор?

— Да. Слуги спали в комнатах над каретным сараем. Вот что делает мое положение таким ужасным!

— Еще бы, дорогая моя! — Дублинский акцент вновь успокоил девушку.

На румяном лице Батлера было написано сочувствие. Джойс Эллис прекрасно изображает страдающую невинность, с восхищением думал он.

— Понимаете, — настаивала девушка, — миссис Тейлор редко покидала дом и ненавидела автомобили. Если ей нужно было куда-нибудь поехать, кучер возил ее в экипаже, именуемом ландо. К каретному сараю пристроена конюшня, где миссис Тейлор годами держала лошадь. И как раз там…

— Как раз там кто-то раздобыл яд?

— Боюсь, что да.