Вне поля зрения

Еще раз осмотрела туфли — темно-коричневые мокасины десятого размера, абсолютно новые. Скорее всего это туфли Фоули, потому что стоят у дивана рядом с парой кроссовок «Найк» того же размера и тоже новыми — правда, кроссовки пару раз явно надевали. Две пары туфель в шкафу в спальне выглядели поношенными, а следовательно, принадлежали Бадди. В гостиной она заметила журналы «Спортс илластрейтед» и «Нейшнл инквайрер» и пачку газет «Майами геральд» и «Форт-Лодердейл сансентинел» за всю неделю — с понедельника, когда состоялся побег, по сегодняшний день, то есть по пятницу. В «Геральд» она нашла фотографию Фоули и попыталась сравнить ее с лицом человека в пляжном костюме, с которым столкнулась на Коллинз-авеню. Если это был Фоули, значит, он сидел прямо здесь — снимал кроссовки и надевал сандалии. Сильно рисковал, решив повидаться с Адель. Впрочем, он не меньше рисковал и тогда, когда бежал из тюрьмы. Недостатком храбрости Фоули никак не страдает… Может, пляжный наряд — это своего рода изощренная шутка, маскировка, потому что в обычных обстоятельствах он бы ни за что на свете не вырядился туристом. Полчаса, проведенные с ним в темном багажнике, продемонстрировали Карен его абсолютное хладнокровие. Такие ребята не носят оранжево-желтые пляжные костюмы и сандалии с носками…

— Вот телефонные счета мистера Оррена Брэгга, — сказал Бердон. — За последний месяц четыре раза звонил в одно и то же место, код два-ноль-три, это Лос-Анджелес. Не знаешь, у него есть там знакомые?

Она покачала головой.

— Узнаем. Кухню осматривала?

— Нет еще.

— В мусорной корзине лежит обувная коробка, похоже, с чеком, наверное, от новых туфель. Может, зайдешь завтра в магазин, спросишь, не помнят ли они покупателя? Если, конечно, мы здесь ничего не высидим…

— Но ты считаешь, что они вернутся?

— Да, и мы их приятно удивим. Возьми рацию, спустись в холл, затеряйся там в толпе. Что будешь делать первым делом, если увидишь Фоули или этого Брэгга?

— Сообщу тебе.

— И дашь им подняться. Понятно? Сама ничего не предпринимай.

Бердон явно решил, что может говорить с ней как с подчиненной.

— А если они меня обнаружат?

— Ты этого не допустишь. Они нужны мне наверху.

Бадди свернул с проспекта Халландейл-Бич на А1А в трех кварталах от «Шаламар Эпартментс».

— До места, грубо говоря, пятнадцать сотен миль. Доедем дня за два. Если выедем сегодня вечером и не будем по пути нигде останавливаться, приедем туда в два или три часа ночи в воскресенье. В Детройте бары по воскресеньям закрываются в два, а выпивкой начинают торговать только с полудня. Дают жителям возможность помолиться в храме, прежде чем пропустить стаканчик.

— Ты это о чем?

— Когда хочешь выехать — сегодня или завтра? Если поедем завтра утром, скажем, часиков в семь, и дело обойдется без всяких там остановок, в Детройт попадем днем. Игра начнется в шесть, у нас хватит времени, чтобы найти, где остановиться, и запастись продуктами. Если, конечно, ты не хочешь посмотреть игру в баре. Знаешь, есть такие, с огромным телевизором…

— А ты на кого ставишь?

— На «Стилерс», и с максимальным отрывом… А можно выехать сегодня вечером, остановиться рано утром где-нибудь в Джорджии, хорошо выспаться, плотно позавтракать… Тебе нравится овсяная каша?

— Я ее просто обожаю.

— А крекеры с острым томатным соусом?

Они уже подъехали к дому и свернули на дорогу, ведущую в подземный гараж.

— Плевать на соус, — сказал Фоули. — А вот обвалять бекон в овсяной каше — просто восхитительно. Когда хочешь, тогда и поедем.

— Тянуть тоже не стоит, как будто у нас времени целый вагон. — Бадди припарковал «олдс» рядом с лифтом. — Может, оставим новые тряпки в машине, чего их таскать?

Пожилой джентльмен в бейсбольной кепке предложил Карен перекинуться в «джин».

Несколько дам по пути к лифту поинтересовались, не решила ли она здесь поселиться.

Потом еще одна ветхая, седенькая старушка за восемьдесят, похожая на мышку, с тростью из ротанга в руке, спросила, уж не к матери ли она приехала. Карен совершила ошибку, сказав, что нет, ее мать скончалась. Ей пришлось убрать с дивана рацию и захваченный из квартиры Бадди «Нейшнл инквайрер», чтобы бабушка могла сесть рядом, похлопать ее по руке, побормотать о том, что на все воля Божья, и осведомиться о причинах смерти. Карен сообщила, что мать умерла двенадцать лет назад от лимфомы, но не Ходжкина. Старушка издала «О!», еще несколько раз похлопала ее по руке, потом рассеянно осмотрелась и заявила, что ей пора принимать таблетки.

Карен проводила взглядом сухонькую фигурку с огромной тростью, едва передвигавшую ноги к лифту, и снова подумала о матери, которой сейчас было бы всего пятьдесят семь — и жила бы она дома, а не ползала бы в этой богадельне, и каждый день выходила бы в сад в соломенной шляпе и перчатках, подстригала бы кусты и выпалывала сорняки, и тогда дом был бы виден с улицы. Она вспомнила, что говорила об этом всем своим друзьям, даже Рею Николету, а затем мысли ее переключились на оперативную группу, на агентов в засаде, на слова Бердона: «Ты дашь им подняться. Сама ничего не предпринимай».