Вне правил

В половине седьмого звонит Джудит узнать, как дела у сына. Она в нескольких тысячах миль от нас и ничего не знает о событиях в Городе. Я спрашиваю, как дела у ее бывшей соседки по комнате. Она жива, но травмы очень серьезные. Джудит возвращается завтра, в воскресенье, и я заверяю ее, что с мальчиком все будет в порядке. Никаких проблем.

Может, нам повезет и она ничего не узнает.

Однако не повезло. Через несколько минут после нашего разговора я решаю посмотреть в Интернете, что пишет «Кроникл». В вечернем выпуске успели опубликовать сообщение о сражении, разыгравшемся на старой спортивной арене, и на первой странице поместили довольно большую цветную фотографию двух людей, бегущих к выходу. Один из них Напарник, и он держит ребенка. Старчер смотрит в объектив, как будто специально позируя для снимка. Имена не называются, потому что времени спрашивать не было. Но любой знакомый наверняка сразу поймет, что это он.

Сколько пройдет времени, прежде чем фотографию увидит одна из подруг Джудит и позвонит ей? Сколько пройдет времени, прежде чем Джудит сама войдет в Интернет и увидит ее собственными глазами? В ожидании звонка я включаю телевизор и перехожу на спортивный канал. Тут нечего даже обсуждать — на видео есть все, нескончаемый поток ударов. Там прокручивают сюжет снова и снова, и к горлу подкатывает тошнота.

Из больницы звонит Напарник с новостями о рефери: его зовут Шон Кинг и он до сих пор в операционной. Меня не удивляет, что Напарник далеко не единственный, кто болтается там по коридорам, стараясь разузнать что-то. Он слышал о «множественных ранениях головы», но деталей пока не сообщается. В тюрьме он уже побывал, и наш человек там подтвердил, что мистер Запата заперт в камере и к нему никого не пускают.

В восемь утра наш недотепистый начальник полиции решает, что пора пообщаться с миром. Он организует пресс-конференцию, небольшое театрализованное представление, на котором позади шефа выстраивается плотная стена из белых полицейских в форме, которые хмуро поглядывают на репортеров, будто не хотят, чтобы те их видели. Начальник полиции полчаса отвечает на вопросы и не сообщает ни единого факта, который бы уже не попал в Интернет двумя часами раньше. Он явно наслаждается моментом, поскольку вину за случившееся нельзя возложить ни на него, ни на его подчиненных. Он уже начинает меня утомлять, когда раздается звонок Джудит.

Разговор предсказуемо ведется на повышенных тонах — она вне себя и обвиняет меня во всех смертных грехах. Она видела на первой странице фотографию сына, спасавшегося от кровопролития, и желает получить ответы, причем, черт побери, немедленно. Я заверяю ее, что наш сын крепко спит и ему, наверное, снится чудесный день, проведенный с отцом. Она говорит, что садится в первый самолет и в пять часов будет ждать меня в парке, где я должен сдать ей сына с рук на руки. Первым делом в понедельник утром она подаст заявление о лишении меня права на общение с ребенком. Валяй, говорю я, потому что этот номер у тебя не пройдет. Ни один судья в Городе не лишит меня права на общение с сыном раз в месяц. И, кто знает, может, судья, который нам попадется, тоже поклонник боев без правил. Она поносит меня на чем свет стоит, я не остаюсь в долгу, и на этом наш разговор заканчивается.

Похоже, мы с ней опять на тропе войны.

11

Воскресные газеты вышли с требованием запретить бои без правил, которые предсказуемо подверглись осуждению со всех сторон. Видео с нападением на рефери, выложенное на «Ютубе», еще до полудня набирает четыре миллиона просмотров, и Тадео моментально становится самым известным в мире бойцом смешанных боевых искусств, хотя драться он уже никогда не будет. Раненых постепенно выпускают из больницы: по счастью, серьезных травм никто из болельщиков не получил. Типичная пьяная драка со швырянием стульями. Состояние Шона Кинга по-прежнему тяжелое, он в коме. Кувалда мирно отдыхает, залечивая серьезный перелом челюсти и сотрясение мозга.

Ближе к вечеру мне разрешают встретиться с моим клиентом в одном из помещений тюрьмы, оборудованных для бесед с адвокатом. Я вхожу и сажусь на стул перед экраном из толстой металлической сетки, по другую сторону которого сидит Тадео. Его лицо сильно разбито и все в кровоподтеках, но проблема совсем не в этом. Он настолько подавлен и вял, что я невольно задаю себе вопрос, не накачали ли его успокоительным. Мы начинаем разговаривать.

— Когда меня отсюда выпустят? — спрашивает он.

Мне хочется ответить, что ему надо привыкать к новому положению, но говорю я другое: