Вне России

* * *

Концерт начинался в полдень. На «Трафальгарке» принято устраивать массовые празднества – китайский Новый год, например, или гей-парад. Отсюда хороший вид вниз к Темзе, на псевдосредневековый Биг Бен.

Пока на сцене поют детишки из лондонских русских английских школ (родители умилены, я их понимаю), я гуляю по площади. Здесь торгуют горячим вином – 175 рублей и, в ту же цену, пивом «Балтика» и пельменями числом 6 штук за порцию: плата за экзотику. Из русских в этот час – в основном брежневская эмиграция (диссидентура распознаваема по старомодным бородкам), но иностранцев – полно. Индусы в чалмах, мусульманки в хиджабах. Едят пельмени и blini. Покупают матрешки с лицом Путина. Спрашивают, что значат надписи на продающихся майках. Решительно невозможно объяснить им сакральный смысл «Россия – сделано в СССР». Много британских ветеранов Второй мировой. Для них Колушев накрывает отдельный стол в соседнем «Хилтоне». Ветераны ухожены и благообразны. Я смотрю выступление бурятского ансамбля танца «Байкал» (выполняющего роль половецких плясунов, им много хлопают), Надежду Бабкину со «Славянами», но на Марке Тишмане из «Фабрике звезд» ломаюсь и убегаю глянуть на Учелло в National Gallery. Государственные музеи в Великобритании бесплатны, и можно позволить роскошь зайти ради одной картины. По пути я сталкиваюсь нос к носу с приехавшим мэром Кеном Ливингстоном. Приехал он, судя по всему, на метро. Он и на работу ездит на велике либо метро, поскольку в новом здании мэрии – «кривом яйце» по проекту Фостера – мест на стоянке специально практически нет. Кен агитирует за общественный транспорт личным примером. К нему подходят и просят сфотографироваться в обнимку. Кен не возражает. 250 тысяч русских – часть лондонской экономики. Точно так же он приезжает приветствовать и китайцев, и лесбиянок с геями. Everyone is a Londoner, «каждый – лондонец», как гласит надпись на одном из лондонских билбордов.

* * *

Когда я выхожу из музея, на площади что-то меняется. Выглядывает солнце, на сцене – шоу Бартенева «Аквааэробика», где затянутые в латекс фрики швыряют в публику резиновых крокодилов и пенопластовые гитары. Впрочем, я не про это.

– Ladies and gentlemen, – звучит со сцены, – you are really welcome for the fourth traditional Russian Winter festival!

– По-русски, мля, давай! – раздается в ответ из толпы.

Это уже не брежневская, это современная эмиграция, которая прибывает и прибывает. У мужиков в кожанах жесткий взгляд.

– Да **ал я работу пластера, – раздается рядом со мной, – пошли пивка *банем.

«Пластер» – штукатур. Здесь дорог ручной труд. Покрасить дверь – 5000 рублей. Правда, почти столько же придется отдать за комнату. Причем в неделю.

Когда раздается «Земля в иллюминаторе», публика начинает подпевать и кричать «Россия!» Появляются очереди за пивом, триколоры в руках, а матюжки крепчают. Я не придумываю – ведь в той многотысячной толпе не было петербуржцев (потому что они если и эмигрируют, то в Москву), и не было москвичей (им нет смысла эмигрировать). Там были Тамбов, Воркута, Челябинск, Хабаровск, там была «Россия минус 2 столицы», пришедшая под колонну Нельсона выпить пива, отвести душу. Там даже Диму Билана встречали, как мне показалось, не очень – потому что он совершил грубый политический промах и пел по-английски.

– Че они, мля, бормочут? – нередко раздавалось рядом, когда со сцены говорили без перевода. Я не удивлялся: все та же газета «Англия», опросив своих читателей, узнала что 10 % не говорят по-английски совсем, а еще 30 % говорят на «двойку» и «тройку».

– Россия! Россия! – бушевала толпа, особенно когда прозвучал гимн, а потом прогремела «калинка», и над площадью при +10 пошел искусственный снег.

– Пусть чурки местные нос не задирают, – сказал рядом со мной угрюмый парняга. – Россия!!!

Я бы обманул, написав, что так говорили все на площади. Но многие, как говорится, сочувствовали. Я вспомнил, как в аэропорту Хитроу, в очереди на паспортный контроль кто-то буркнул: «А не пустите – мы вам газ перекроем!» – и все засмеялись. Все понимали так, что если Россия перекроет газ, то мир встанет на колени. То, что если она перекроет, то останется без денег, понимали, похоже, немногие. А может, большинство было согласно терпеть свое безденежье ради удовольствия поставить на колени другого.

* * *

Когда все окончилось и отпел свое Кинчев, Лондон продолжал говорить по-русски.

– Ой, как хорошо Костенька сказал, – «желаю вам любви в эти смутные времена!» Так любви в Лондоне так не хватает! – говорила одна женщина средних лет другой.

Я следовал за ними. Они вошли в дверь шалманчика Mr. Wu, где за 250 рублей можно набрать китайской еды до отвала. Все столики были заняты русскими, я сел вместе с женщинами, мы встретились взглядами, я кивнул:

– Как вам здесь?

– Нормально.

– Фунтов шесть в час?

– Почти. А на празднике побывала – и полегчало. Понимаете, англичане как-то без душевности живут.

– А с языком у вас как?

– Да мне уж поздно всерьез учиться. По-правде, не очень он здесь и нужен.