Вне рутины

Н. А. Лейкинъ ВН РУТИНЫ

I

— Соняша! Смотри-ка, какое странное письмо я сейчасъ получила! — крикнула Манефа Мартыновна Заборова своей дочери изъ маленькой столовой, гд только что сейчасъ заварила кофе и поставила кофейникъ на бензиновую грлку. — Удивительно странное письмо.

— Отъ кого? — откликнулась изъ другой комнаты дочь, сидвшая за столикомъ и раскрашивавшая красками фарфоровую тарелку, изображая на ней какой-то швейцарскій пейзажъ.

— Отъ нашего сосда Іерихонскаго.

— Отъ какого Іерихонскаго? — спрашивала дочь, входя въ столовую.

Это была красивая двушка, брюнетка, лтъ двадцати шести, съ роскошными волосами въ вид тюрбана на макушк, но уже съ нкоторыми слдами притиранья на лиц, одтая въ черную шерстяную юбку и красную канаусовую кофточку, опоясанную широкимъ поясомъ съ большой бронзовой пряжкой. Мать, женщина лтъ пятидесяти, довольно полная, съ полусдыми волосами, въ срой фланелевой блуз, съ добродушнымъ лицомъ и пенснэ на носу, сидла около кофейника и держала въ рук письмо.

— Отъ какого Іерихонскаго? — повторила дочь, опускаясь на стулъ.

— А вотъ, что наша прислуга называетъ генераломъ, который живетъ надъ нами, — сказала мать.

— Опять, должно быть, что-нибудь насчетъ музыки? Онъ тутъ какъ-то присылалъ къ намъ кухарку просить, чтобъ ночью не играли на піанино и не пли, потому что онъ заснуть не можетъ.

— Нтъ, другъ мой, совсмъ о другомъ пишетъ. Письмо престранное и тебя касается. То-есть, просто, удивительное письмо. Да вотъ, послушай.

Мать поправила на носу пенснэ и стала читать:

«Милостивая государыня, Манефа Мартыновна! Вотъ уже второй годъ, какъ я имю честь быть Вашимъ сосдомъ, живу съ Вами и дочерью Вашей Софіей Николаевной подъ одной кровлею, по одной лстниц и, хотя не былъ представленъ Вамъ, но отлично знаю Васъ, какъ почтенную даму и мать, и Вашу дочь, какъ благонравную и почтительную двицу. По всей вроятности, и Вы меня знаете, какъ тихаго и скромнаго сосда, много разъ видли меня въ лицо, но, все-таки, позвольте отрекомендоваться: я вдовъ, служу на видномъ мст, дослужился до чина дйствительнаго статскаго совтника, имю отличія, нахожусь въ возраст пятидесяти лтъ, но еще бодръ, свжъ и крпокъ, имю нкоторый достатокъ, скопленный благоразуміемъ и экономіей, при всегда. трезвой и нераспущенной жизни. Но буду, однако, кратокъ. Дочь Ваша Софія Николаевна мн очень нравится какъ по своей красот, такъ и по благонравію и скромному поведенію. — Я проврялъ свои чувства къ ней и нашелъ, что это есть не что иное, какъ любовь. На основаніи всего вышесказаннаго беру на себя смлость объяснить, что если я не противенъ дочери Вашей и Вамъ, то я не прочь-бы посвататься къ ней и предложить ей руку и сердце. Если чувства Софіи Николаевны и Ваши могутъ отвчать въ утвердительномъ смысл на мой вопросъ, то прошу Васъ, многоуважаемая Манефа Мартыновна, извстить меня въ теченіе трехъ дней, съ назначеніемъ дня и часа, когда я могу явиться къ Вамъ и лично отрекомендоваться Вамъ и Вашей дочери. Детали при свиданіи. Долженъ, однако, прибавить, что, располагая нкоторыми запасными средствами, я не ищу приданаго или какихъ-либо иныхъ матеріальныхъ выгодъ при женитьб на Софіи Николаевн; получаемый мною окладъ вполн достаточенъ для скромнаго, безбднаго существованія съ супругой и могущей образоваться семьей»…

— Нахалъ! — сказала дочь и спросила:- Все?

— Нтъ, нтъ. Еще есть, — отвчала Манефа Мартыновна и продолжала:

«Обыкновенно, такія предложенія принято длать черезъ какую-либо ловкую женщину, въ просторчіи именуемой свахой, но я считаю это слишкомъ срымъ и унизительнымъ для себя. Зачмъ намъ сваха, если я грамотенъ и владю даромъ слова! Надюсь, что въ данномъ довод и вы со мной согласитесь. Сватаюсь не по рутин. Рутину долой. Буду вн рутины.

Затмъ еще нсколько словъ, достоуважаемая Манефа Мартыновна. Если сердце Вашей дочери подскажетъ отрицательный отвтъ на мой запросъ, если встртится и Ваше неодобреніе моему почтительному предложенію, то покорнйше прошу Васъ вовсе мн не отвчать. Молчаніе Ваше въ теченіе трехъ сутокъ отъ сего полудня будетъ служить мн отказомъ и я съ покорностью, хотя и съ глубокой болью въ сердц, покорюсь моей участи.

Прошу, милостивая государыня, принять увреніе въ моемъ совершенномъ почтеніи и искренней преданности. Вашъ покорный слуга дйствительный статскій совтникъ и кавалеръ Антіохъ Захаровъ Іерихонскій''.

— Старый дуракъ! — произнесла дочь, сдлала гримасу и подернула плечомъ.

Мать сдлала строгое лицо и проговорила:

— Постой, Соняша. Не бросай такъ грязью. Письмо въ высшей степени странно, предложеніе крайне оригинально, но оно иметъ нкоторыя… какъ-бы это сказать… основанія. О предложеніи его-можно подумать.

— Да полноте, маменька. Онъ съума сошелъ, этотъ нахалъ! — былъ отвтъ.

— Письмо почтительное, а не нахальное.

— По моему, наглое. Что онъ тамъ семинарскихъ-то расшаркиваній насажалъ, такъ этимъ дла не подкрасишь. Оселъ. Выденная молью шуба!

Двушка негодовала.