Вне рутины

Вмѣстѣ супруги Іерихонскіе прожили всего девять мѣсяцевъ, и всѣ эти девять мѣсяцевъ были цѣлымъ рядомъ издѣвательствъ Соняши надъ Іерихонскимъ. Сначала влюбленный старикъ сносилъ эти издѣвательства легко, благодушно, ожидая, что Соняша какъ-нибудь измѣнитъ свое обращеніе съ нимъ, но потомъ, когда увидалъ, что перемѣны нѣтъ, началъ страдать. А ужъ чего-чего только не дѣлалъ бѣдный старикъ, чтобъ угодить Соняшѣ и заслужить ея расположеніе! Чѣмъ-чѣмъ только онъ не поступался! Въ угоду ей онъ измѣнилъ весь строй своей жизни, но и это не помогло. Не было малѣйшаго желанія Соняши, которое-бы онъ не исполнилъ, но за исполненіе каждаго ея желанія она была относительно съ нимъ ласкова развѣ какой-нибудь часъ, а затѣмъ опять начинались издѣвательства. Измѣнять она ему не измѣняла, потому что около нея особенныхъ ухаживателей не было, не было предмета, которымъ она могла-бы увлечься, но обращеніе ея съ мужемъ было самое жестокое. «Старый колпакъ», «выѣденная молью шуба», «стоптанная туфля» были любимыми эпитетами, которые она расточала ему въ разговорахъ съ нимъ. Антіохомъ Захаровичемъ она называла его въ лицо только при постороннихъ, а глазъ-на-глазъ развѣ только въ теченіе часа подъ впечатлѣніемъ полученнаго отъ него какого-нибудь подарка. За глаза-же она его называла при постороннихъ «мой философъ», «мой семинаристъ» и развѣ, когда при знакомыхъ лицахъ хотѣла похвастаться, что она носитъ титулъ превосходительства, то говорила про него «мой генералъ».

Манефа Мартыновна жила съ Іерихонскими и вела въ домѣ хозяйство. Ей было всегда жалко Іерихонскаго. Въ первое время она пробовала заступаться за зятя, но получила отъ дочери отпоръ въ такихъ словахъ:

— Маменька, если вы думаете здѣсь смутьянить, то самое лучшее вамъ переселяться опять на свою квартиру.

Мать перестала говорить и только покачивала головой. Соняша иногда продолжала и въ такихъ словахъ:

— Я для васъ принесла жертву, вышла замужъ за старика, ну, за это дайте мнѣ право быть госпожей моихъ дѣйствій и выраженій.

И Іерихонскій долженъ былъ выносить насмѣшки жены и ея деспотизмъ. Не уступалъ онъ ей только тогда, когда она вмѣшивалась въ дѣла его службы, а она и на это пробовала распространить свою власть.

На другой день своей свадьбы Іерихонскіе дѣлали визиты, на третій день ѣздили въ Павловскъ искать себѣ дачу, но не нашли подходящей. Соняша требовала, чтобы на четвертый день онъ ѣхалъ съ ней искать дачу въ Шувалово и въ Озерки, но Іерихонскій воспротивился, сказавъ, что онъ взялъ себѣ для свадьбы отпускъ только на три дня, и обязанъ ѣхать на службу, и какъ Соняша ни настаивала на этомъ, онъ отказалъ ей, отговариваясь спѣшнымъ докладомъ, который онъ долженъ дѣлать своему начальству, и уѣхалъ.

Когда онъ вернулся домой къ обѣду и вошелъ въ свой кабинетъ, онъ остолбенѣлъ. Онъ увидалъ свой «двухспальный тронъ» съ множествомъ подушекъ, который Соняша распорядилась передъ свадьбой вынести на чердакъ, стоящимъ у стѣны въ кабинетѣ.

— Зачѣмъ это? — выговорилъ онъ въ удивленіи. — Зачѣмъ здѣсь двухспальная кровать?

— А затѣмъ, что вы теперь здѣсь на вашей любимой кровати спать будете, — отвѣчала Соняша.

— Но вѣдь у меня есть новая кровать въ спальнѣ… Полуторная…

— А вашу новую я велѣла вынести на чердакъ. Семенъ и Дарья ее вынесли. Спите тутъ, вамъ тутъ будетъ удобнѣе, да и меня вы не будете безпокоить. Здѣсь вамъ воздуху больше… Спите до дачи.

— Миленькая, Софія Николаевна… — началъ было Іерихонскій, но Соняша вышла изъ кабинета и хлопнула дверью.

Въ маѣ Іерихонскіе переѣхали на дачу въ Озерки. Двухспальный тронъ по его громадности не былъ взятъ на дачу, но и въ дачномъ помѣщеніи Іерихонскій долженъ былъ спать отдѣльно отъ Соняши, у себя въ кабинетѣ, хотя и на новой полуторной кровати.

— Вамъ здѣсь удобнѣе. Вы будете раньше меня вставать, чтобы ѣхать на службу, — говорила ему Соняша. — Да и Семенъ всегда можетъ войти къ вамъ, чтобы разбудить васъ, подать вамъ умыться, помочь одѣться. А какъ будетъ Семенъ. входить въ спальню, если я сплю?

— Но я могу не требовать услугъ Семена… Я могу самъ… Накину халатъ и пойду одѣваться въ кабинетъ, чтобы васъ, мою нѣжную милочку, не безпокоить… — пробовалъ возражать Іерихонскій. — Семенъ явится ко мнѣ въ кабинетъ съ вычищенными сапогами — вотъ и все…

— Спите покуда тутъ, и потомъ подумаемъ… — отвѣтила Соняша.

Дабы умилостивить жену, онъ купилъ ей рыженькую шведку, выстриженную на англійскій манеръ, плетеный шарабанъ, одѣлъ Семена въ ливрею и лакированную шляпу, чтобы онъ былъ грумомъ при шарабанѣ, но и это не помогло. Соняша каталась въ шарабанѣ по Озеркамъ и Шувалову, но разрѣшенія нужу на переселеніе изъ кабинета въ спальню не дала. Іерихонскій пробовалъ просить.

— Нервы у меня теперь слабы. Дайте имъ успокоиться, — отвѣчала Соняша. — Когда нервы успокоются, я подумаю.