Вне себя

Саблин прижал палец к губам, прислушиваясь к тишине за дверью. Тишина ему не понравилась. Даже в глазок смотреть не хотелось. Всё же он заставил себя это сделать.

В коридоре никого не было видно.

– Кто? – выдохнула ему на ухо Устинья.

Вместо ответа он открыл дверь, осмотрел коридор, лестничную площадку, решётчатую колонну лифта, вернулся в квартиру.

– Странно… послышалось?

– Обоим сразу? – недоверчиво проговорила Устинья. – Я тоже слышала звонок.

– Зря я тянул с отъездом, надо было убраться из Суздаля ещё вчера.

– У тебя же чемпионат на носу.

– Да фиг с ним, с чемпионатом, тут такие дела разворачиваются.

Они прошли в гостиную, подспудно надеясь встретить взгляд очнувшегося Прохора. Однако тот явно отсутствовал, судя по неподвижности тела и особенно лица.

– Что будем… – Устя не договорила.

В прихожей снова прозвенел дверной звонок.

Саблин метнулся обратно, распахнул дверь… и застыл, увидев направленный ему в живот ствол пистолета.

Их было двое, из тех, кого газетчики называют «отбросами общества». Один был одет в облезлую чёрную кожаную куртку, несмотря на лето, и мятые кожаные штаны, второй носил грязную джинсовую безрукавку на голое тело и такие же грязные джинсы.

Первый, с копной грязных, давно немытых волос, был худ и высок, хотя сутулился, отчего казался ниже. У него было смуглое лицо с россыпью прыщей и сухих струпьев, что не могли скрыть даже небритые щёки.

Второй, пониже ростом, но вдвое шире, был пузат и весь разукрашен татуировками, от волосатых рук до бритой головы. Его мощные кулаки доставали чуть ли не до колен. В почти прозрачных голубоватых глазках не было и тени мысли, зато то и дело вспыхивали искорки хищного интереса, словно принадлежащие совсем другому человеку.

Такие же «двойные» глаза, только масляно-чёрные, были и у чернявого аборигена, держащего в руке пистолет – вполне современный «Хеклер-Кох» калибра девять миллиметров, как заметил Данияр.

Чернявый повёл стволом пистолета:

– Руки в гору! Заходи взад!

Саблин поднял руки, косо глянул на застывшую Устинью.

Та правильно поняла его взгляд, отступила за угол стены прихожей.

Саблин попятился, вгоняя себя в боевое состояние. Страха он не испытывал, лишь удивление и любопытство: кто решился на такой грубый грабёж почти посреди бела дня.

Чернявый шагнул в прихожую, за ним суетливо вбежал бритоголовый, начал закрывать дверь, толкнул задом напарника. Чернявый недовольно глянул на него, и этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы Саблин начал военные действия.

Первым ударом он профессионально выбил пистолет из руки бандита, вторым впечатал его в дверцу платяной ниши с вешалками.

Чернявый застрял в обломках дверцы, сполз на пол.

Бритоголовый встал в стойку, видимо, в молодости он занимался боксом, дважды махнул пудовыми кулаками, метя в висок Саблину.

Данияр уклонился, подставил плечо, резко присел и ударил боксёра снизу вверх – головой в подбородок.

Парень отлетел назад, едва не сорвал не до конца закрытую дверь с петель, вывалился в коридор.

В прихожую выскочила решительно настроенная Устинья, держа в руках топорик для обработки мяса.

Саблин хладнокровно отобрал у неё топорик, нагнулся над начавшим приходить в себя налётчиком в кожане:

– Кто вас послал?!

Чернявый потянулся к пистолету, и Саблин стукнул его по руке топориком.

– Сидеть! Кто послал?!

Глаза налётчика сверкнули. Но в них не было ни страха, ни злобы, ни ненависти, лишь безмерная ирония и насмешка. Он не боялся победителя, ему на всё было совершенно наплевать. А затем глаза его погасли, и в них протаяли совсем другие оценки и чувства.

Недоумение. Тупое.

Удивление. Тоже тупое.

И наконец, животный страх!

Именно эти движения души налётчика в данный момент характеризовали в нём зэка, недавно выпущенного на свободу и не понимающего, что происходит. Хотя ещё несколько мгновений назад он был другими хорошо знал, что делал.

– Ты хто?!

– Дед Пыхто.

Саблин ухватил его за куртку, рывком поставил на ноги.

– Пошёл!

Чернявый, спотыкаясь, подталкиваемый в спину, выбрался в коридор, где ворочался на полу напарник с разбитым в кровь носом. Взгляд бритоголового показал то же непонимание ситуации, какое демонстрировал чернявый.

– Вон! – повёл стволом пистолета Саблин.

– Волыну отдай, – прогундосил чернявый.

– Вон, я сказал! Ещё раз увижу – убью!

Оба попятились к лифту, с опаской косясь на пистолет, посыпались по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.

Саблин закрыл дверь, вынул обойму из пистолета, проверил ствол, вставил обойму снова.

– Надо будет отдать в полицию. Скажу – нашёл.

– Зачем ты их отпустил? – тихо спросила Устинья. – Это же настоящие грабители!

– Они не грабители, – качнул он головой.

– А кто?

– То есть в жизни они, наверно, и вправду бандиты, но к нам пришли как Охотники.

– Кто?!

– Охотники. В крайнем случае – их холуи, контролёры ситуации. Им было нужно выяснить, здесь Прохор или нет. Он говорил, что Охотники могут внедрять зомби-программы в других людей. А таких подонков много на свободе гуляет, – кивнул Саблин на дверь. – Их нашли, вселили в них агентов, и те пришли к нам проверять. Не учли они только одного.

– Чего?