Вне всяких сомнений

До сих пор они вели себя очень осторожно: вернулись в Лос-Анджелес и начали осенний семестр, не выдавая своих сверхъестественных возможностей. Джоан обязали не увлекаться левитацией, не разыгрывать спектаклей, управляя неодушевленными предметами, и вообще не пугать посторонних никакими трюками. Она согласилась с такой кротостью, что Коуберн встревожился.

— Это ненормально, — заявил он. — Не могла же она мгновенно дорасти до такого совершенства. Ну-ка, покажи язык, милая!

— Э-э-э! — сказала Джоан, высунув язык совершенно неподобающим для диагностики образом. — Мастер Линь говорил, что я дальше продвинулась по Пути, чем вы оба.

— Восток — дело тонкое. Он, наверное, просто подбадривал тебя. Серьезно, Фил, может, нам лучше загипнотизировать ее и отослать обратно на гору, пусть поставят диагноз да подрегулируют?

— Только попробуй взглянуть на меня, Бен Коуберн, — тут же без глаз останешься!

Хаксли тщательно организовал свою первую демонстрацию. Лекции его были достаточно невинны по содержанию, и он не опасался выговоров или взысканий, спокойно позволяя декану время от времени инспектировать занятия. Однако в целом содержание его лекций должно было эмоционально подготовить студентов к проведению демонстрации. Тщательно подобранные задания по параллельному чтению увеличивали шансы на успех.

— Гипноз — явление пока еще неизученное, — начал он лекцию в намеченный день. — Раньше его считали суеверием, таким же, как колдовство и магия. Сегодня это обыденное, легко демонстрируемое явление. И даже самые консервативные психологи вынуждены теперь признать его существование и попытаться изучить его особенности. — Он весело продолжал, излагая банальности и общие места и в то же время оценивая эмоциональное состояние группы.

Почувствовав, что они готовы воспринять простые гипнотические явления, Хаксли попросил Джоан выйти вперед и без труда погрузил ее в легкий гипнотический сон. Вдвоем они быстро продемонстрировали обычный набор гипнотических явлений — каталепсию, подчинение воле гипнотизера, постгипнотическое внушение. Все время, пока шел опыт, Хаксли рассказывал о связи между разумом гипнотизера и субъекта, о возможности прямого телепатического управления, об экспериментах Раина и тому подобных явлениях: общепризнанные сами по себе, они все же граничили с ересью.

Затем он предложил аудитории сделать попытку проникнуть в разум субъекта телепатическим способом.

Каждому студенту предложили написать что-нибудь на листочке бумаги. Добровольная комиссия собрала листки и по одному передавала их Хаксли. С торжественным видом фокусника-иллюзиониста он смотрел на каждую записочку, а Джоан читала ее вслух. Для вящей убедительности она разок-другой запнулась.

— Славная работа, крошка.

— Спасибо, дружище. Можно мне чуток повеселить вас?

— Нечего умничать. Продолжай, как начала. Они у нас теперь совсем ручные.

Вот так ненавязчиво Хаксли подвел студентов к мысли, что разум и воля могут осуществлять значительно более полный контроль над телом, чем обычно происходит в жизни. Затем он плавно перешел к рассказам об индусских праведниках, которые могут подниматься в воздух и даже летать из одной точки в другую.

— У нас имеется уникальная возможность практически проверить все эти истории, — сказал он. — Субъект целиком и полностью доверяет любому заявлению гипнотизера. Сейчас я скажу мисс Фримэн, что она должна усилием воли подняться над поверхностью пола. Она, разумеется, поверит, что сможет это сделать. Ее воля окажется в оптимальном состоянии, чтобы выполнить мой приказ, если он вообще выполним. Мисс Фримэн!

— Слушаю, мистер Хаксли.

— Напрягите волю и поднимитесь в воздух!

Джоан поднялась футов на шесть и головой чуть не коснулась высокого потолка.

— Ну как, дружище?

— Шикарно, крошка, просто восторг! Смотри, как глаза выпучили!

В этот момент Бринкли в ярости ворвался в аудиторию.

Минут через десять после столь печального окончания демонстрации Хаксли стоял в личном кабинете ректора.

— Мистер Хаксли, вы нарушили свое слово, вы опозорили наш университет!

— Я ничего вам не обещал. И не позорил университет, — ответил Фил так же резко.

— Вы проделываете дешевые трюки, занимаетесь каким-то липовым колдовством специально, чтобы бросить тень на свой факультет!

— Так я, значит, мошенник, да? Ах вы старый упрямый болван! Ну-ка попробуйте объяснить вот это!

— Что объяснить?

К изумлению Хаксли, ректор, по-видимому, не замечал ничего необычного. Он по-прежнему глядел туда, где только что была голова Фила. Казалось, что он испытывает лишь легкое замешательство и досаду из-за неуместного замечания Хаксли.

Возможно ли, чтобы старый маразматик до такой степени свихнулся, что уже не видит вещей, происходящих прямо у него перед носом, если они противоречат его предубеждениям? Фил попытался свои разумом посмотреть, что происходит в голове у Бринкли. В жизни своей он не был так удивлен! Он ожидал найти сбивчивое мышление одряхлевшего старика, а обнаружил… холодный расчет, ясный ум и под ними — зло настолько абсолютное, что Хаксли стало плохо.