— Ишь куда замахнулся! Мне, Длинный, одного бы шлепнуть, — уныло протянул Шорин, худенький, маленький, совсем мальчишка. — Тише, разбудишь командира! Водки из фляжки хлебни, — сказал он, увидев меня, — и котелок вот возьми с пшенкой. Что, ложку потерял? На мою!
Я стою над костром, вдыхаю смолистый дымок его… Вот и зажгли мы наш первый костер в тылу врага!..
— Сейчас же затушите костер! — сердитым громким шепотом приказывает командир, высунувшись из палатки. — Надымили на весь лес! Впредь не смейте разжигать костры без разрешения.
Отвернувшись от товарищей, я тайком вытер ложку Шорина пучком мокрой травы. Прошлым летом, когда я копал окопы под Рославлем, я долго не мог приучить себя есть из общего котелка. Опять привыкать придется…
Водка жгла, но не грела, остывшая каша, недоваренная и пересоленная, пропахшая горьким дымом, вставала поперек горла.
— Да-а… Это нам не Измайловский парк, — грустно усмехнулась Надя, опускаясь рядом. — Но Самсонов, конечно, зря на тебя, Витек, накинулся. Дело, конечно, понятное — нервничает командир, никак не сориентируется, не может понять, куда нас выбросили. — Я молчал, а Надя продолжала: — Дай-ка посмотрю твою ногу. Ведь я в группе не только боец, а и вроде доктора. Забинтуем. В любой момент ведь опять идти, а то и улепетывать придется.
Безо всякого предупреждения Надя с такой силой дернула ю ногу, что я постыдно взвыл сквозь стиснутые зубы. Она крепко, докрасна натерла ногу водкой. Под щиколоткой появился здоровенный синяк. Потом Надя достала бинт из своего вещмешка («У меня тут целая аптечка!») и забинтовала мне ногу, финкой перерезав бинт, обернула сухой портянкой. Я благодарно наблюдал за ее проворными и быстрыми движениями.
— Даже странно как-то, — тихо болтала она, — Не Измайловский парк, а то же небо, такие же деревья. Все то же самое, только вот воздух тут вроде чужой, странный… А полного вывиха у тебя, по-моему, нет. Сустав ушиб да связки растянул. Ну, вот и готово! Первый ты мой пациент…
Дождь перестал. Лишь изредка порывы ветра стряхивали дождевую воду с деревьев. Надя достала из своего мешка запасную пару красноармейских шаровар и не стесняясь тут же переоделась. У меня другой пары не было, и потому я ограничился тем, что снял и выжал, отойдя за елку, свои шаровары.
Все, за исключением часового, спали, когда мы постелили на принесенные Надей ольховые ветки мою венгерку и улеглись на ней, укрывшись Надиной венгеркой.
— Так что, Витя, — сказала Надя, заложив руки за голову, — ты, главное дело, не обижайся на командира. Он командир суровый, но хороший, справедливый.
— Так я и не собираюсь обижаться, — пробормотал я.
— Вижу, вижу… Я тебе, как новичку, говорю — у нас первым-наперво чтобы один за всех, все за одного… Да, зимой, может, всех нас Самсонов спас!.. Вот послушай, в какой переплет мы попали под Сухиничами…
Недавнюю историю эту я уже не однажды слышал в Москве, но каждый раз волновала она меня с новой силой. Ведь рассказывали мне ее сами участники по горячим следам, и с ними я готовился к новым «переплетам»…
Георгия Самсонова, старшего нашей группы, знали на Красноказарменной как волевого и умного командира. А это было немало в воинской части особого назначения при разведотделе штаба Западного фронта, которую прославили такие, например, командиры, как капитан Владимир Жабо: сводная группа отрядов под его командованием в конце ноября сорок первого уничтожила под Москвой, в поселке Угодский, завод, штаб фашистского армейского корпуса — вместе с его командиром генерал-майором Шроттом. А корпус этот, по плану Гитлера, должен был первым вступить в Москву. Зимой Самсонов командовал отделением в сводном отряде № 1 разведотдела штаба Западного фронта, когда тот был отправлен под Сухиничи для перехода в тыл врага. Положение на этом участке оказалось тревожным: командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге бросил в бой танковый корпус генерала Неринга и десант парашютных войск, чтобы прорваться к своему окруженному в городе Сухиничи гарнизону и деблокировать его. Наше командование решило использовать диверсионно-разведывательный спецотряд, чтобы задержать этот десант. Комсомольцы-добровольцы, возглавляемые капитаном Радцевым и комиссаром Багринцевым, несколько дней сдерживали на участке деревень Попково — Ракитное — Казары озверелый натиск сильного гитлеровского десанта до подхода частей нашей 10-й армии. Гранатами отбивали комсомольцы танковые атаки, забирались в подвалы, отчаянно отстреливались в избах и подвалах, ходили в контратаку. Геройски, по-панфиловски держался «девичий фланг» — отделение девушек под командованием Лели Колесовой. Самсонов уже ходил в тыл врага, нюхал порох, но в такой горячей переделке еще не бывал…