Вне закона

— Ты знаешь, в конце мая из Москвы в тыл врага вылетели группы Чернышевича, Русакова, Шарого, Новикова, в первых числах июня — группы Тульчинского, Майдана и наша, самсоновская. Раций на все группы не хватило. Нам указано примерное местонахождение одной из наших групп: лейтенант Чернышевич базируется километрах в пятидесяти восточнее нас, за рекой Проней. Через его радиостанцию и мы должны держать связь с командованием в Москве — с «Центром». Только цыц, молчок!..

И оба мы задумались. Удастся ли группе связаться с Чернышевичем? А если не будет связи? Сколько времени придется провоевать нам в тылу врага? Месяц, два? Когда снова начнет наступать Красная Армия? Радио, газеты призывали: «Сделаем 1942 год годом окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков!» У всех поэтому сложилась уверенность, что к осени, самое позднее — к зиме, наши войска освободят белорусскую землю.

В чем наша задача? Истреблять живую силу и технику врага, пускать под откос идущие к фронту эшелоны, взрывать мосты, уничтожать автомашины, портить телефонную и телеграфную связь, наносить максимальный ущерб захватчикам, создавать невыносимые условия для всех их пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу. Сумеем ли мы справиться с этой огромной задачей? Ведь для того, чтобы бить немцев, группе необходимо находить средства пропитания, пополнять боеприпасы...

Поставив доверху набитый темно-зеленый вещевой мешок между ног и прикрывая его собой от дождя, я развязал озябшими грязными пальцами мокрую тесемку — я завязал ее еще в Москве! — и стал перебирать свое имущество. С чем начинаю я войну? Две банки мясных консервов, килограмма, полтора сала с лиловыми печатями, несколько раздавленных пачек концентрата пшенной и гречневой каши, банка сгущенного молока, кусок копченой колбасы и на дне мешка — сляклая смесь из раскрошившихся сухарей, соли, сахара, табака и осколков тола. Что и говорить, налегке отправились мы в тыл врага. Пожалуй, недельку продержимся... Мой боезапас? Пачка с винтовочными патронами, две противотанковые гранаты, пара Ф-1, четыре мины: две шоссейные, железнодорожная и пехотная. Неужели мне удастся убить хоть одного гитлеровца? Фантастика. Если бы каждый советский воин убил сегодня, или за месяц, или даже за год, одного гитлеровца, война сразу бы кончилась не осталось бы ни одного гитлеровца. Значит, это не так просто...

Я снова уложил все в мешок, но уже в обратном порядке: снизу продукты, сверху — гранаты и патроны, Забыл уложить смену белья. По смене белья взяли мы с собой. В двухнедельный дом отдыха, помнится, я возил целый чемодан одежды. Не долго думая, я отошел за дерево, надел на себя сухое, чистое белье, грязное — закопал под прошлогоднюю листву, кто и где мне его стирать станет!

3

Дождь снова загнал нас под плащ-палатки. Самсонов воспользовался этим, чтобы отдать нам приказ. Завтра, сообщил он, под вовсе не вдохновляющий шум дождя, в Кульшичи отправятся Боков и Кухарченко. Им надлежит поточнее узнать у нашего связного обстановку в районе и запастись продуктами. Николай Барашков — этот полещук окончил до войны топографический техникум — назначается проводником. Боков, Кухарченко, Барашков и девушки впредь освобождаются от несения нарядов.

— А почему командир и Лешку освободил от дежурства на посту? — шепотом спросил обиженный Сазонов Щелкунова, когда Самсонов умолк.

— По-моему, побаивается его Самсонов,—  прямодушно ответил Владимир.

Я не поверил: чепуха, наш командир осторожен, но он никого не боится, потому он и командир. Просто он ценит Кухарченко как отличного, надежнейшего в группе бойца.

— Чепуха! — шепнул я Владимиру. — По-моему, это просто потому, что Лешка будет все время ходить на задания.

— Тише,—  прошипел Владимир. — Слушай!

Самсонов вполголоса говорил «старичкам»:

— Итак, нужно действовать сообща, ребята. Положение сложное. Мы угодили в

«пустой» район — партизан здесь, черт подери, нет. Я рассчитывал найти «диких» партизан — без связи с Большой землей, но их не видать. Придется действовать одним, друзья-робинзоны! Нам будет нелегко. Немец рассчитывает пробыть тут долго — агрономы раздают крестьянам фруктовые саженцы. Значит, немец думает дожить тут до яблок и груш! За зиму они создали здесь сверху донизу органы местного гражданского управления. Колхозы реорганизованы в общины. Во главе общины стоит староста, при нем писарь и пять полицейских. Восстановлены волости и уезды с бургомистрами и старшинами. Все они — наши враги. Опереться не на кого. Народ тут, видать, темный, задавленный оккупантами. Кто изменил, кто в портки наложил. Я ведь не бог, мне нужен ваш совет, ваша помощь. Конечно, последнее слово за мной, без этого нельзя на войне, но без вашей поддержки... Мы не на фронте — там надо мной были бы командиры, а здесь я один как перст...

— Верно, один в поле не воин,—  заметил Боков, заместитель командира группы,—  Только насчет народа спешишь ты очень выводы делать.