Вне закона

По утрам, едва прогудит над поселком зазывной гудок, двинутся на смену работяги, хмурые, невыспавшиеся; сливаясь в единую массу, толпа вползает в ворота проходных и растекается по цехам. Замкнутые, тяжелые лица, и висит над ними невидимая черная сила, заставляющая гнуть долу головы: и в себя заглянуть тяжело, и оглянуться окрест страшно. Хоть и нет конвоя, а словно бы он и есть: опоздай или пошли подальше начальника — можешь и куска хлеба лишиться, можешь и сгинуть ночью. Хоть и невелик поселок Северский, да и город Полевской, а все же нет-нет да прогремит по темной улице с тусклыми фарами «воронок», потом лишь только слух пойдет: уволокли такого-то синефуражники, увезли в Свердловск — значит, без возврата. Только вот к Арону судьба оказалась милостива. Там, за чертой, из-за которой не выберешься, он похоронил в себе тайну. Но иногда в каморке у него мелькала мысль: а ведь и на воле тяжко, пожалуй, не легче, чем за чертой. Вроде тут все дозволено: ходить по улицам, пить, есть, когда хочешь, а страх, он все равно где-то радом, и если ужалит, то до такой боли, что хоть вой, а выть нельзя.

Что же нужно коменданту?

— Мне бы поработать надо, Николай Степанович, — виновато сказал Арон.

— Да наробишься еще, — беспечно махнул рукой тот. — Я с шоферюгой Васькой договорился — до озера по утрянке на полуторке нас докинет. Я тебе стукну часиков в пять. Бутылку только возьми да припас какой.

Место, где они очутились на рассвете, было так хорошо, что Арон поначалу замер, ослепленный увиденным: озеро было кругло и зеркально гладко, в нем отражались вершины елей, а по самому центру, словно на дне, лежало неподвижно пышное розовое облако; созревшие травы дурманили запахами голову, и веселый переклик птиц заглушал все иные звуки.

Николай Степанович, в брезентовой куртке, сапогах, был не в меру подвижен, ловок, глаза его просветлели.

— Во басина! — мигнул он.

Арон не понял. Тогда Николай Степанович пояснил:

— По-здешнему — красота.

У Арона невольно вырвалось:

— А вы что, не здешний?

Николай Степанович хмыкнул:

— Это потом. Давай снасти забросим. Самый должен быть клев.

Они быстро наловили рыбы, тут была и плотва, и окуни, попались две щуки. Николай Степанович привез с собой котел, соорудили костерок, повесили над ним котел…

Выпили, принялись за уху; розовое облако растаяло в озере, открыв бездонную глубину. Роса сходила с трав, и над луговинками подле леса затрепетало марево: то желтоватое, то похожее на едва приметное зеленое пламя. Было покойно и хорошо. Николай Степанович еще выпил. Арону пить не хотелось, он ощущал легкость и приятность, но где-то в нем держался стражем немой вопрос: а почему это нынче даровал Николай Степанович ему такой день?

Что сокрыто за этим?

А тот не спеша покурил, сыто икнул. Внезапно с глаз его сползла хмельная муть, в лице четко проступила непростая порода, которую отметил Арон еще при первой встрече. Комендант сказал ласково:

— Ты, Антоша, такую книгу читал — «Человек меняет кожу»?.. Ну и хорошо, что не читал. Писатель вражиной оказался. Однако интересно, вроде бы названием книги сам о себе сообщил: поменял, мол, братцы, кожу, а душу… душу менять не думал. Вот так.

Арон внутренне сжался, но сказал с ленивым безразличием, словно его разморили под солнышком еда и водка:

— К чему это?