Вне закона

Это был небольшой кабинет, отделанный — от паркетного пола до потолка с аляповатой лепниной — деревянными панелями, окно зашторено сборчатыми занавесками, какие Палий видел во многих официальных учреждениях высокого ранга, однако света было достаточно. За широким письменным столом сидел человек с плоским деревенским лицом, белокурые волосы его, которые должны были бы торчать торчком, прилизаны, с аккуратным пробором в правой стороне, и когда он привстал, то оказался низенького росточка, протянул, однако, широкую лапищу. Одет он был тоже, как молодой человек, в серый костюм, только материал подороже, да и сшит костюм поскладнее, подбит в плечах ватными подушками — так ныне было модно. Проговорил запросто:

— Садитесь, Иван Никифорович, — и тут же подавил зевок; возможно, он плохо спал нынешней ночью, а может быть, решил показать, что дело предстоит скучное, да и на лице его отчетливо читалась скука. — Уж вы не обессудьте. Но надо было нам встретиться… Чрезвычайное происшествие у вас в институте, и мы решили, что лучше вы о нем узнаете здесь.

Иван Никифорович подобрался, он понимал: сейчас должно обрушиться на него нечто неожиданное и такое серьезное, какого, может быть, ему еще не приходилось испытывать в жизни, и нельзя дрогнуть, оступиться, нельзя упустить ни интонации голоса этого человека, ни мимоходом брошенного слова — все, все должно отпечататься в мозгу. Главное — хладнокровие. В такое состояние мужественной покорности Иван Никифорович научился себя приводить.

Белокурый взял папиросу из пачки «Казбека», но тут же, словно спохватившись, пододвинул ее к Ивану Никифоровичу.

— Спасибо, я не курю.

Усталый, даже сочувственный взгляд некоторое время был прямо направлен на переносицу Ивана Никифоровича, потом человек снова подавил зевок и раскрыл папку.

Теперь он говорил, не поднимая головы, нервно покусывая сразу же сделавшийся слюнявым мундштук папиросы:

— Ставлю вас в известность, товарищ Палий, что в институте и на экспериментальном заводе, подчиненном вам, раскрыта еврейская организация, поддерживающая постоянную связь с «Джойнтом». По нашим данным, кое-какие важные разработки члены этой организации намеревались продать американцам, чтобы пополнить фонд «Джойнта». Вот вам список этих людей, если их еще можно назвать людьми. Причем обращаю ваше внимание, что возглавлял организацию один из ваших заместителей, главный инженер Эвер. — С этими словами белокурый протянул список Ивану Никифоровичу, а сам встал и, разминая кривоватые ноги, не выпуская папиросы из зубов, прошел к окну, чтобы дать Ивану Никифоровичу возможность ознакомиться со списком.

Удар был на самом деле силен, однако же Иван Никифорович сразу воскликнул:

— Позвольте, мил душа, но… Эвер — эстонец!

Не поворачивая к нему головы, белокурый ответил спокойно:

— Ну и что?

У Палия пересохло в горле, он понял: пытаться кого-нибудь защищать — полная нелепица. Скорее всего, это дело готовилось давно, за его сотрудниками следили, а Эвер несколько раз встречался с иностранными учеными… Черт знает, что могло быть! Но кто там еще?.. Он не так уж хорошо знал всех работников института и завода, помнил главным образом тех, с кем трудился давно, в войну, ну, конечно, и всех начальников лабораторий и тех, кто сделал нечто существенное, отличился. Стал читать. Вторым шел Махт… Ну уж этого он знал прекрасно — великолепный инженер, волосатый толстяк, надежнейший работник, однако ж бабник, ни одной юбки не пропустит, но, кажется, последняя жена попалась ему властная; этот Махт отлично показал себя в эвакуации. Откуда только у него брались силы, когда надо было работать сутками? Обольет свое волосатое тело водой, оденется наскоро и — к печам…

Чем дальше Палий читал, тем более убеждался — у него забирали наиболее проверенных в деле людей; правда, многие из них в войну еще выглядели мальчишками, а сейчас, защитив свои кандидатские и докторские, посолиднели. Короче говоря — это был мозговой центр института, кроме них существовало еще десятка два людей их уровня, знаний и умения.

Его грабили на глазах, впору кричать: «Караул!» Не обратиться ли за помощью к военным, ведь он выполнял их заказы?

Палий взглянул, как задумчиво стоит у окна белобрысый, — спина его непроницаема, — и с ужасом понял: ничего не поделать, ничего, а если попытается, то его еще и самого включат в список… В этом заведении все возможно. Все! Здесь никто не защищен…

В самом конце списка стояла фамилия Арона Каминского. Совсем мальчик, пришел в институт без году неделя, но Эвер принес Палию две его разработки, и Иван Никифорович понял: от этого мальчишки можно ждать многого. Впрочем, только в таком возрасте и совершаются открытия, а Каминский оказался на его пороге, хотя сам этого не понял… Необычайно легкий, вязкий и в то же время выдерживающий высочайшие температуры сплав. Его ждут ракетчики… Кто его будет доводить, черт возьми?! Да ведь этот мальчишка — русский! Имя. Вот беда!

— Ознакомились?