Вне закона

Но сегодня было не до чтения, вчерашнее происшествие и разговор с Чугуном — это серьезно, такой парень, как Виктор Чугунов, зря его предупреждать не станет. До войны, да и в начале ее, Арон чувствовал превосходство над Чугуном, потому что знал больше него, умел рассказывать; от отца сохранилась хорошая библиотека, а Чугунов слыл книгочием. Но после войны пришел другой Виктор, он словно повзрослел лет на десять, замкнулся, посуровел, никого и ничего не боялся, с Ароном общался, бывал к нему добр, во дворе же все считали — Чугун злой, может и финкой пырнуть, да и взгляда его достаточно. Конечно, зря он Арона не стал бы к себе зазывать, еще и говорить о Хведе… Надо, наверное, смываться, он с утра побежит в завком, заявит, что хочет быть добровольцем по заготовке картошки, многие ведь предприятия снаряжают на добычу овощей сотрудников, без таких запасов трудно зимовать; повелось это еще с войны. Правда, кое-кто имел свои огороды, но не все, вот у Арона с матерью не было. Копаться в земле — немного охотников, Арона возьмут, а Махта он уж уговорит… Сначала на картошку, потом… У Арона по батиной линии есть тетка в Златоусте, можно смыться и туда. Пока разберутся…

…Ох, как наивны бывают наши планы и мечты! Однако же случалось, что людям и везло, если они меняли место жительства, и тогда что-то не срабатывало в запущенной по единственной программе машине, впрочем, она все же двигалась своим путем, не замечая утраты одной или нескольких душ, которые должна, обязана была поглотить…

Они вышли, как всегда, с матерью вместе, двор был пуст, но на всякий случай Арон огляделся: не маячит ли где Хведя или кто-нибудь другой; никого не заметил, поцеловал мать в щеку, и они разбежались в разные стороны.

Он добрался до института — массивного серого здания с глухим высоким забором, металлическими воротами, откатывающимися по рельсам при нажатии кнопки из проходной. Неподалеку от этих ворот стояла машина с солдатами; здесь часто стояли такие машины, крытые брезентом, увозили под охраной изделия. Арон пробежал к главной проходной; к ней двигался поток людей, многие на ходу раскрывали пропуска, за этой проходной люди растекались в разные стороны. Ему нужно было налево, там начинался заводской двор, еще одна проходная, и снова надо предъявлять пропуск, как и при входе в цех. Он здоровался со знакомыми, подумал: отмечусь в цехе, а потом уж в завком.

У стены стоял большой белый фургон с синей надписью «Продукты».

«Странно, что здесь, — отметил Арон, — столовая-то по другую сторону. Может быть, для буфета?» А за продуктовой машиной еще одна, крытая, со скучающими солдатами; офицер, покуривая, прохаживался вдоль нее, с тоской глядя на неуютный заводской двор, на толпу, вливающуюся в цехи.

Арон у входа перевесил бирку на «приход», пошел к своему столику посмотреть: что у него сегодня, вроде бы основное он за этот месяц сделал, вполне можно проситься на картошку. Но как быть с Махтом? Предупредить его сейчас или после завкома?

Впрочем, в завком можно звякнуть по внутреннему телефону, там хорошая девчонка Маша, она, конечно, его поймет. Он потянулся к трубке и в это время услышал по селектору искаженный хрипами женский голос: «Товарищей Махта, Ароновича, Каминского, Левина просят пройти в кабинет главного инженера… Повторяю: товарищей…»

Меня-то зачем, удивился Арон. Вызывают начальников служб, а я всего лишь числюсь мастером… Впрочем, вполне возможно, Рейн Августович получил какое-нибудь срочное задание и хочет привлечь его; Эвер вообще хорошо к нему относится и подчеркивает это.

Однако же Арон все же трубку телефона снял, набрал номер завкома, услышав голос Маши, обрадовался, сказал:

— Послушай, краса-девица, говорят, ты набираешь добровольцев за картошкой. Тебе Каминский и его мозолистые руки не подойдут?

Маша рассмеялась, тут же сказала:

— Да тебя же не пустят.

— Ха! Все в твоих руках, детка.

— Откуда в тебе вдруг такой трудовой энтузиазм?

— А услышал, что поедешь начальницей. Верно?

— Верно. Ну, если так… А ты давно в меня влюбился?

— Со дня рождения, Машуня. Запиши, пожалуйста, мою фамилию, а сейчас я бегу к главному, потом заскочу к тебе поцеловать ручку.

Он поспешно положил трубку, увидев, как пролетом торопливо, пыхтя и потея, шел Махт, шел озабоченный и даже не взглянул в сторону Арона.

«Обгоним!» — озорно подумал Арон, потому что знал — Махт двинется к лифту, там всегда очередь, а он взлетит на третий этаж по лестнице.

Попав в коридор, где помещался кабинет главного, и едва ступив на ковровую дорожку, он ощутил нечто неладное: у входа с лестницы стояли двое неизвестных, несколько человек сгрудились возле двери в приемную, покуривали, пересмеивались, и как только Арон подошел к ним, один из них резко обернулся:

— Фамилия?

— Каминский, — растерянно проговорил он и едва успел закончить, как ему заломили руки, он даже не увидел кто, толкнули взашей, прошептали:

— Вперед, быстро.