— Закрой за мной, — Аракелов направился к двери. — Ни куда не выходи и не вздумай напиться. Здесь тебя не найдут, я предупрежу своих людей внизу.
— Мне вес равно, — сказала она с неподдельным безразличием и, не дожидаясь его реакции на эти слова, дважды провернула в замке ключ. Потом сняла трубку: — Гарсон! Бутылку коньяку в 345-й!
Насчет «своих людей внизу» Эдик, возможно, «брал на понт»…
Он заехал на Лубянку, оставил «ауди» в гараже и взял оперативную «волгу». Если эта сука рассказала о нем Пименову (а в том, что это именно так и было, он почти не сомневался), действовать предстояло, не мешкая. Новый закон о контрразведке предоставлял право не называть источник информации о готовящемся преступлении. Это было кстати. На всякий случай Аракелов письменно изложил все, что ему было известно о «Руне» со слов Светланы и могло стать поводом для официальной проверки. Затем изъял из досье Севостьянона его давнее письменное обязательство о сотрудничестве с КГБ и оставил эти документы в сейфе. Предупредил своих парней из отдела охраны, с которыми они не раз наведывались к зарвавшимся бизнесменам. На каждого из последних было заведено досье, прижимавшее их если не к «стенке», то к долгосрочному тюрзаку. Механика была несложной: согрешившим предлагалось выкупить досье за сумму в твердой валюте — не больше, чем стоят десять лет пребывания на свободе. Никакого насилия — контрразведка не рэкет, а крепкие парни нужны были лишь на тот случай, если охранники облагаемого «налогом» бизнесмена вздумают открыть огонь первыми. Отказ платить мог повлечь за собой заведение уголовного дела в соответствии с законодательством, но за все годы его «промысла» такое случилось лишь однажды, когда вместо того, чтобы выкупить досье и тем самым раз и навсегда избавиться от неприятностей, миллионер из нефтепрома пустил себе пулю в лоб.
Аракелов подъехал с тыльной стороны дома на Хорошевской, оставил «волгу» во дворе, нашел нужный подъезд и быстро поднялся по лестнице. Навинтив глушитель на ствол семизарядного «кольта», поставил предохранитель в положение, предотвращающее случайный выстрел, и, опустив пистолет в карман длиннополого кожаного пальто, позвонил в 31-ю квартиру.
Дверь отворил какой-то толстомордый пацан с голубыми глазами и вьющимися кудрями.
— Кого? — спросил он вызывающе, жуя жвачку.
— Тебя, — быстрым, точным ударом ноги в пах Аракелов согнул его пополам, ударил ребром ладони по шее и, отбросив на середину прихожей, вошел в квартиру. «Макаров» из-под мышки бесчувственного телохранителя оказался в его руке.
Глядя на вошедшего с нескрываемым страхом, Севостьянов попятился к столу.
— Привет, Алик, — устало опустился в кресло Аракелов и направил на хозяина ствол. — Сколько лет, сколько зим. Узнаешь меня?
Севостьянов кивнул.
— Ну, вот и хорошо. Садись, чего стоять-то. В ногах правды нет.
Севостьянов сел за стол, спрятал руки.
— Достань-ка для начала свой «вальтер».
— Какой… «вальтер»? — спросил тот растерянно, не ожидая, что чекист знает о пистолете.
— Тот самый, Алик, тот самый. Который тебе мои люди подсунули на толкучке, в семьдесят шестом, Когда ты по вечерам стирал обосранные от страха штаны. Ну? Я жду, не дури. Севостьянов выдвинул верхний ящик письменного стола.
— Возьми двумя пальцами за ствол и брось на диван.
Аракелов взял с дивана пистолет, разрядил, проверил затвор и швырнул хозяину.
— Оставь себе на память о той кассирше из Таганрога, которую ты из него замочил. Рассказывай, как жил, что делал.
Севостьянов с трудом заставил себя раскрыть рот:
— Ты же сам… все… знаешь.
— Не все, Алик, не все. Не знаю, например, зачем ты хотел убрать Свету. Чем она тебе не угодила? Красивая женщина. Ревность, что ли? Так это на тебя не похоже. Ты же педераст.
Севостьянов низко опустил голову,
— А ты у нее не спрашивал? — сказал он чуть слышно.
— О чем?
— Откуда у нее, например, квартира в центре? Кто ей «хонду» оплатил?
— Уж не ты ли?
— Я. И думаю, что тебе это известно. Достали вы меня той бумажкой, которую я тогда в ее райкомовском кабинете подмахнул. Последний год, можно сказать, только на вас и работал.
— Погоди-ка… А ну, повтори, что ты сказал. Света тебя шантажировала, я правильно понял?
— Ладно ваньку валять, Эдик.
Аракелов неожиданно захохотал, запрокинув голову.
— Вот это да! — хлопнул он себя по колену. — Ну, Света!.. Удивил ты меня, Алик, ей-Богу, удивил!
Севостьянов смотрел на него исподлобья, силясь понять, играет он или действительно ничего не знал о шантаже.
— При твоих капиталах квартира и тачка — сущий пустяк. За те десять лет, что ты золотишко по всей стране «намывал» да камушки собирал, — капля в море, так что не прибедняйся.
— Двести тысяч баксов в Швейцарском банке тоже пустяк?
Аракелов осекся. Недоверчиво посмотрел ему в глаза.
— Какие… двести тысяч?
— Которые она от твоего имени потребовала на свой счет положить.
— Света?! — сыграть такое изумление, которое выражало лицо чекиста, было невозможно. — Ты… ты, что же, хочешь сказать, что у нее есть счет в Швейцарском банке?.. И когда же ты его открыл?
Севостьянов чуть косанул на дверь в соседнюю комнату.