— Да, в тебе, определенно, есть стержень, — усмехнулся он. — Я хочу, чтобы ты и Сафина были со мной. Так будет правильно.
— Для тебя и детей? А я? Мои чувства не в счет? Или вот так по вечерам будешь уходить из дома, встречаться с другими, а мне нельзя даже будет выйти со двора без твоего разрешения?
Он улыбнулся, а мне вдруг захотелось разреветься.
— У тебя несколько странные представления о браке.
— Я в нем никогда и ни с кем не состояла. Мои первые и единственные отношения с мужчиной, с которым я бы хотела это сделать, претерпевают сложности, а все из-за твоего появления. Ты жил с Кристиной, спал с ней в одной постели, любил ее, вы мечтали об общем ребенке… Я не хочу быть ничьим продолжением. Каково мне будет осознавать, что ты будешь видеть во мне ее?
— Действительно, странные ощущения… — нежно протянул он. — Смотреть на тебя, — он коснулся пальцами моего лица, — а видеть ту трепетную, страстную глупышку, которая до сих пор смущается от одного моего взгляда. Ты ошиблась, Полина. Тебе нужно было оставаться со мной после той ночи, или вовсе не решаться на этот шаг.
— Я не могла… И не хотела этого…
— Не хотела? А все, что происходит сейчас, хочешь? Ты и в самом деле не видишь к чему это все привело? Кто от этого стал счастливее? Сафина росла без отца, вы скитались с ней по общежитиям, съемным квартирам… И твой выбор мужчины я не одобряю. Ты можешь сколько угодно убеждать меня, что это твоя судьба, но это не так.
— Я не хочу выяснять отношения. Днем я сказала Паше, что вы оба сильно давите на меня. А теперь скажу тебе: так нельзя, Роберт. Я не справляюсь с прессингом, который вы устраиваете. Мне тяжело, а внутри много сомнений. Я отвечаю не только за себя, но и за Сафину…
— Сомнения — это нормально, Полина, но к твоему счастью у меня их нет. Особенно на твой счет, — Роберт поднялся со стула, и посмотрел на меня пристальным взглядом. — Сегодня была ваша с ним последняя встреча. Когда он вернется, тебе лучше так и ему сказать, потому что я не привык довольствоваться полумерами. Если Сафина моя, а в этом у меня почти нет сомнений, судя по всем твоим терзаниям, она будет жить со мной. Обе девочки будут расти в дружбе и согласии независимо от степени их родства. И выбор только за тобой будешь ли ты сторонним наблюдателем или переедешь вместе с дочкой в мой дом.
— В качестве кого ты предлагаешь мне переехать? Лизы тебе недостаточно, чтобы ухаживать за ребенком?
— В качестве матери моих дочерей. После результатов теста, я заберу Сафину к себе, — этот тон я угадала. Он означал, что спорить дальше бесполезно.
— Ну все с меня хватит, — я взяла сумочку.
Достала телефон и вызвала такси через приложение, решив, что Пашу дожидаться не буду. Вернусь домой, наберу его и скажу, что о нашем сожительстве даже речи быть не могло после всех заявлений его дочери. Я не до такой степени дура, чтобы сталкивать лбами детей, нагнетать и без того напряженную обстановку. Достаточно того, что я сама застряла между двух мужчин, которые обжигали так больно всеми словами и поступками, что в груди все вибрировало от этой муки.
— Куда ты Полина? — остановил меня Роберт.
Я подняла глаза и посмотрела на него, с ужасом понимая, что не в силах оторваться от его лица. От Шалимова веяло такой мужской силой, что перехватило дыхание. Но это было неправильно. Так нельзя…
— Знаешь… — запнувшись, ответила я, а внутри что-то екнуло. — Всему есть предел и моему терпению тоже! Я не святая! Входить в твое положение или положение Быстрова не буду. У меня есть дочь, и кроме нее мне больше никто не нужен. Я о ней должна думать, а не о том, кому из вас будет удобнее находиться при своем трофее. Мои силы и без того на грани, а вы оба близки к тому, чтобы сломать меня. Такого я допустить не могу. Сегодня была моя последняя встреча не только с Быстровым, но и с тобой.
Я выпалила ему это все в лицо, бросила несколько купюр на стол и быстрым шагом направилась на выход. Такси еще не пришло, но я едва сдерживала слезы, и я не хотела, чтобы Шалимов их видел. Он вызывал внутри этот странный трепет, и ничего невозможно было с тем сделать.
Выбежав на улицу, я накинула на плечи пальто, и расплакалась под усилившимся дождем. Слезы текли по щекам, а в груди саднило с такой силой, словно кто-то засыпал солью кровоточащие раны. Шалимов был прав, я сильно сглупила, когда пришла к нему в ту ночь. И не было у меня внутри никакого стержня. Ничего внутри не было кроме тянущей мучительной боли, которая высасывала из меня все силы.
— Полина! Не глупи, зайди в здание, — услышала смазанный голос Шалимова, но даже не обернулась.
Посмотрела в экран телефона, но перед глазами все расплывалось от слез. Такси должно было подъехать с минуты на минуту. Не могло оно побыстрее до меня добираться, потому все разговоры на сегодня я хотела прекратить.
— Полина! Да что же ты такая упертая!
Шалимов подбежал ко мне, схватил за плечи двумя руками, дернул на себя, а меня прошила острая вспышка боли, и слезы побежали сильнее.
— Плечо…
Он тут же изменился в лице. Исчезла жесткая маска, а в глазах появилось беспокойство.