Внедрение

– Я как-то использовала в лечении слова. Когда подобрались нужные переливы, все получилось.

– Каждый человек имеет разные возможности. Но что-то получается лучше. Ты, говорят, начертания делаешь?

– Мне так легче. Весь мой мир – знаки и образы.

– А что больше нравится, описать весь мир текстом или нарисовать?

– Нарисовать. Описать тоже можно, но если вы про суть вещей, то лучше ее нарисовать. Она отличается от формы предметов.

– Так я и поняла. А мне проще выразить эту суть музыкой, пением.

– Я слышала звук цветов, только еле-еле.

– Ну вот, ты знаешь, о чем речь. Таких, как ты, называют проснувшимися. Можно проснуться в любом возрасте. Будешь приходить ко мне, я помогу освоиться.

– А направление культуры?

– Зачем? Я бы отправила тебя в художественное училище.

– Но я не готовилась. Там надо школу художественную заканчивать, и экзамены еще.

– У меня есть там знакомые. С поступлением проблем не будет. Это же не институт.

– А знаете, мне очень хочется туда поступить. Прямо свербит.

– Чувствуешь, что надо.

– Но меня все отправляли в медицину.

– Если бы ты была Мастером Глины, то и я отправила бы. А лечить можешь и ты, и я. Каждый по-своему. Так что никуда целительство от тебя не денется.

Я рассказала про Катю, про приключения в поезде.

– Там темные, а мы кто? И как объединяемся?

– Там не все темные. Там заблудшие. Все люди здесь «на спецзадании». Но условия таковы, что смысл своего появления надо понять. Многие и не пытаются. Обустраиваются, словно навсегда, набирают денег, домов, машин, славы, будто это и есть цель. Пришло время уходить, а с собой ничего и не заберешь, – она смеется, – а некоторые мечтают остаться на подольше, и даже навечно.

– А кто темные, которые не все?

– Те, кто не люди. Есть и такие. У них ауры нет.

– Но есть те, кто им служит.

– По контракту. Взамен материальных благ. Там тоже свои Мастера. Но это все же люди. Только они идут против своей цели. И на определенном этапе приходит понимание этого. И тогда их убирают.

– Нас тоже убирают?

– Любого, кто достигает определенного уровня. Если не спрятался. Не зависимо от эпохи, строя и страны. Только называется по-разному. Где-то католическая инквизиция, хотя это просто прикрытие. Если составить карту сожжений, то подавляющее количество придется на протестантские страны. А где-то – репрессии.

– То есть, сжигали не ведьм?

– А тебя как назвали бы в средние века? – опять смеется Вера Абрамовна, – рано или поздно донесли и сожгли бы. Даже за найденные несколько листков из травника хватали. И это в России, уже при Петре. А в Европе что творилось.

– Но я же не ведьма!

– А настоящих колдунов и ведьм никто и не трогает. И не трогал. Это только в баснях религиозных их пытали да сжигали. Как ты думаешь, ведьма, не ограниченная моралью в средствах, даст себя просто захватить? Ты ее попробуй найди еще. Да и те, кто сжигал, на одной стороне с ними.

– А зачем же пытали, если не ведьмы? На себя чего хочешь, наговорят.

– У темных все по справедливости, все по понятиям. На западе это называется юридизм. Да и никто законы бытия обойти не может. Поэтому сказанное слово просто так не остается. Всегда будут невидимые свидетели, которые все запишут, а потом, когда смогут – предъявят. И когда во время пытки получают ложное признание, расчет именно на это. Пытали. Сказала, что ведьма, что дьяволу поклоняешься – все. Словесно отреклась от Творца и согласилась с работой на темных. Особенно, если кого-нибудь сдашь. Но все равно убьют. Причем побыстрей. Сожгут или расстреляют, дело техники. Потому что, если отпустить, смысл теряется. Человек должен умереть с такой словесной формулой. Как предатель. Темные предпочитают сжигать. Жертвы обычно сжигают. Древние культы никуда не делись. Наоборот, захватили власть. Но об этом мы поговорим позже. Надо идти. Мама будет волноваться.

– И что мне делать?

– Жить, учиться, тренироваться, помогать людям.

– В художественное училище?

– Туда. По крайней мере, будешь под присмотром.

– А к вам когда?

Мы вернулись в кабинет. Мама увлеченно читала какую-то статью.

– Ой, ну как, послушали? – оторвалась она от страницы.

– Мама, я поступаю в художественное училище.

– Неожиданно. А пение?

– Это к дяде Васе. Но я буду заниматься с Верой Абрамовной для всестороннего развития искусства.

– Спасибо вам. Она же не рисовала, как поступит? – спросила ее мама.

– Не беспокойтесь. Было бы желание. Вы устроились?

– Да, дают квартиру. Правда, ремонту там ужас, бывшая коммуналка. Но вся наша. Потолки высокие. Работа рядом. А училище это где?

– Я вам сейчас напишу адрес, телефон и к кому подойти. И сама позвоню. Вы, пока здесь, поезжайте, познакомитесь, все обговорите. Если возникнут вопросы, сразу звоните или приезжайте, не стесняйтесь.

Квартиру пошли смотреть на следующий день. Сначала зашли в ЖЭК за ключами. Дом двухэтажный, в этом же дворе. Важная тетя сказала, что это временно. Дадут однушку в строящемся панельном доме. Или эту оставят, если договоримся. Аккуратно спросила, кем нам приходится Дмитрий Семенович и его супруга. «Это наши близкие», – ответила я. Тетя заулыбалась.