– А у меня хвост от этого не вырастет? – по-интересовался я на всякий случай. – Или уши как у зайца?
– Язык только длиннее станет, – не поддержала меня Вера. – Ой, голова я садовая! Про землю забыла! – И, увидев мое недоуменное лицо, объяснила: – Каждый, кто приходит в лабораторию, приносит с собой немного земли. Они там с ней опыты делают.
В итоге мы дважды останавливались, чтобы набрать в бумажные пакетики немного грунта. Жена карандашиком написала на каждом, где взяли это добро. Странный народ эти ученые. Вечно какую-то ерунду непонятную придумают. Иногда, правда, от их усилий полезные вещи получаются. Селедка пряного посола, к примеру. Или сухарики к пиву.
Маша оказалась симпатичной женщиной, пожалуй, что помоложе тридцати. Посмотрев на пакетики с землей, она разочарованно вздохнула: мол, центр города изучен неоднократно. Вся эта их лаборатория была заставлена пробирками. В них во всех присутствовало одно и то же – грязноватый осадок на дне и мутная водичка сверху.
– А Георгий Францевич где? – спросила Вера и тут же объяснила мне: – Это муж Марии Георгиевны, заведует лабораторией.
– А к нему Энгельгардт приехал, Владимир Александрович, с каким-то мужчиной. Кричали сначала друг на друга, теперь охрипли, скорее всего, – спокойно объяснила Маша. Наверное, у наших ученых покричать друг на друга – обычное дело. Ну, лишь бы до мордобоя не дошло, а то кому открытия делать?
– Машенька, я по телефону не стала говорить, но у меня к вам личное дело, – начала обхаживать хозяйку моя жена.
Про личное дело все женщины любят, даже если говорят, что им совсем не интересно. Вот и молодая ученая не исключение.
– Да, Верочка, слушаю…
И понеслось… Через минуту я отключился, а то так и офонареть можно от этих бесконечных ля-ля-ля. Краем уха уловил только про себя, что вот, прибыл на денечек всего. Очнулся я, когда эта Маша сменила тон с обычного журчания на категорическое «нет». Так и сказала:
– Я не могу рисковать! У нас ранняя стадия испытаний, на кроликах и крысах. Мы даже на себе еще не испытывали грамицидин!
О, знакомое слово! Мазь с грамицидином я знал, при всяких ранах – первое дело. Любую заразу прибьет враз.
– Интересное слово, «грамицидин», – вклинился я. – Это что же, лекарство так будет называться?
– Д-да, – почему-то с легким заиканием ответила Маша. Наверное, без ошибок выговаривающий такое военный, хоть и муж хорошей знакомой – явление редкое. Таких ученой общественности за деньги показывают. А тут – живой и не в клетке.
– Это вот из этого, – показал я на сотни, если не тысячи пробирок вокруг нас, – вы его добываете?
– Нет, не совсем, – торопливо объяснила хозяйка. – Мы сеем опасные микроорганизмы на питательные среды, а потом добавляем… – Тут на меня посыпались малопонятные слова, но я мужественно кивал, будто понимал. Нет, главное до меня дошло. В почве есть странный микроб, который валит опасные бактерии как из огнемета, а Маша вместе с мужем микроб добыли и теперь из него получают этот самый грамицидин. Но хотят еще сильнее найти, а для этого всех заставляют таскать грунт. Но сколько же незнакомых слов я услышал!
– Я готов, – прервал я Марию Георгиевну. – Испытывайте на мне этот ваш грамицидин эс.
– А почему «эс»? – спросила Вера. – Вроде не было такого в названии.
– Потому что советский, – сказал я. – Я верю, что лекарство будет хорошее.
На испытания позвали Георгия Францевича, который оказался вовсе не старым хрычом с седой бородой, а молодым, чуть старше своей жены. За ним подтянулись и его гости: Владимир Александрович, тоже молодой, хоть и профессор, и Михаил Николаевич, у которого на лбу написано было, что он военный, хоть и одетый в цивильный костюм. Вот этот мужик, постарше меня годами, да и в чине, пожалуй, тоже, присутствовал из одной только вежливости. Чуть оживился он однажды, когда Маша сказала про букву «с» в названии, да и то совсем немного.
Меня помазали мазью (не всего, а только рану) и дали чуточку с собой. А Вера обязалась предоставить результаты эксперимента. Ну, если это такой же грамицидин, как у нас в аптеке продавался, то я и так могу сказать: заживет как на собаке.
А потом жена отвезла меня на… новую квартиру. Не совсем квартиру, комнату в коммуналке, которую снимала у эвакуированных. Потому что в общежитии, как она объяснила, жить уже невозможно, там скоро двухэтажные кровати поставят, как в казарме. Вот Вера и сняла жилье. Недалеко, в Борисоглебском переулке. И совсем недорого.
Жену я похвалил. Хоть комната, да своя, отдельная. И не надо с соседками договариваться, если решила с мужем обсудить международное положение. Дом, правда, был старый, какой-то странный: с одной стороны двухэтажный, а со двора – трехэтажный. Потому и переходы на разных уровнях, порой самых неожиданных. А, что переживать, лишь бы моей любимой хорошо было.
– Все, располагайся, вот тут кровать, вон там по коридору – туалет и ванная. Я буду поздно, – наскоро объяснила явно торопящаяся жена.
– А отпроситься нельзя было? – поинтересовался я.