Внеклассная алхимия

В интеллигентном кругу принято обсуждать «культурологию», то есть артефакты, события и обычаи из ряда искусственных сложностей — «театральную постановку», «новый роман», «сорта вина», «обычаи ацтеков»… В интеллектуальном — скорее «онтологию» и «методологию»: как устроена та или иная большая системность? как чего-то делать, чтобы делалось? когда начнем? Поскольку тяжко все время говорить о работе, говорят об… онтологии, в которой работают. Тем более что работа у каждого немного своя, а вот онтология — общая.

Интеллигенция — наше национальное достояние, модус нашей большой идеи, вроде как зима или водка. Интеллигенцию надо беречь, строить для нее питомники-заповедники, пестовать как медведей.

Но лучшее, что можно сделать — обратить в интеллектуалов. Дать ей деятельность. Будет деятельность — будет власть и реальность.

Хотя я сомневаюсь, что деятельность можно «дать». Ее можно только начать. Будьте интеллектуалами — или хана.

В любом случае интеллигенция исчезает.

А пока — живем. В диалектическом единстве и борьбе кентавровой головы и кентавровой задницы.

Господа не по Гегелю

В «диалектике раба и господина» господин, как известно, прежде всего, рискующий. Ставящий на кон свою жизнь в «борьбе за признание», а раб трясется за жизнь, ничего не ставит — поэтому он раб. В дальнейшем стороны обмениваются символами. Господин периодически демонстрирует готовность немедля помереть, раб — отсутствие готовности, и все по местам.

Нынешняя элита не просто «не по Гегелю», она, полагаю, даже с приставкой «анти». Один ее представитель, сам по себе человек хороший, делился заветной формулой: «Условие там только одно — умение активно приспосабливаться. Именно активно, но именно приспосабливаться».

И десять человек говорили мне то же самое.

Да я и сам вижу.

Извернуться так, чтобы быть максимально полезным расплывчатому начальству, которое, в свою очередь, делает то же самое, и т. д., до бесконечности. Быть полезным — сунув куда поглубже свои желания, хотения, ценности.

В этом смысле «характер» — вещь при делании карьеры сугубо вредная. Если понимать его классически, как «сдохну, но будь по-моему». Определение воли мутирует в новый императив — являть оргазм от изнасилования…

Крышевать с душой

Знакомый бизнесмен говорил:

— В 1990-х одно время меня крышевал приятный бандит… Умный был. Брал деньги, не унижая, а как-то даже наоборот. Заходит, поговорит, уважительно расспросит — чего и как. Как будто долг знакомому отдаешь.

— А сейчас?

— А сейчас, конечно, крыша ментовская. Говорят: чтобы пришла другая контора, у тебя еще оборот не тот. Но ничего, тебя мониторят… Еще немного подрастешь — другие люди придут. Пока меня смотрит милиция. Районного-городского уровня.

— Польза с крыши бывает?

— С моей — да. Никакие СЭС, никакие пожарные проверки. Редкая согласованность.

Энциклопедисты

Давно дело было. Лежал я как-то в больнице. В палате с тремя мужичками, где самый образованный имел десять классов. Другие — что-то типа рваного среднего… Но боже, как эта братия щелкала кроссворды! Только хруст стоял и чавканье. Хрум-хрум, уноси готовенького. За день они поглощали целую пачку.

Каждый был ас в личном зачете, но предпочитали коллективизм: «слово из пяти букв, тэ на конце» — «есть такое слово».

Я участвовал временами.

Выглядел хило — на фоне асов.

Россия — самая образованная страна. По крайней мере, была. Самая культурная. Закультуренная.

Хотя довольно дурная. Одно другому не мешало нисколько.

Конец света

Кажется, эта притча травилась где-то у Пятигорского. Известный буддистский учитель спрашивает ученика:

— И что нынче говорят про конец света?

— Ничего не слышно, учитель…

— Так если бы говорили — чему ему совершаться? Он и так уже, считай, присутствует…

В мире куда меньше говорят о ядерной войне, чем тридцать или пятьдесят лет назад. Тема явно выпала из мейнстрима что политологии, что кухонных посиделок.

Как будто ядерное оружие испарилось куда-то вместе с СССР.

Между тем вероятность его применения — стала выше. Даже так, специально усиливая: мир сейчас идет к ядерной войне.

Но в мире это не принято обсуждать.

Бедные, но сытые

Давайте честно признаемся: «социальный протест» в современной РФ тормозится еще и тем, что толком протестовать особо и некому. По-настоящему нищих — мало. В смысле — голодных, всего лишенных, не обогретых, в заплатах.

Сто лет назад — деревни периодически голодали. Всерьез. А когда семья пухнет с голоду — пиар не воспринимается. Тело само знает алгоритм: руки в боки, вилы в руки и вилы в боки. Авось лучше станет. Или подохнем с песней хотя бы. То есть периодически возникали массы народу, которым было нечего терять абсолютно. И на эту пороховую бочку чиркни спичкой — и все. Были и спички: умники, отлученные от вертикальной мобильности.