Внеклассная работа

Мне оставалось лишь кивать и поддакивать. Ну Ларина, ну даёт… шпарит, как по писаному! Она что, ночью речь писала?

Историк серьёзности момента не оценил – откинулся назад и засмеялся самым бесцеремонным образом. Столько в этом смехе искренности было, что я невольно подумал: наши параноидальные версии – полнейшая чушь. Нет никаких «Патрулей Времени», нет зловещих кодексов хронопутешественников, требующих предавать нарушителя лютой смерти. Ну или хотя бы изолировать. А есть – что? Вопрос, как говорится, на миллион…

Отсмеявшись, Георгий Петрович снова сделался серьёзным. Помолчал немного, почесал большим пальцем кончик носа – и опять заговорил:

– Вот что, ребята, не буду морочить вам головы. Всё, что с вами произошло, – это своего рода отборочные испытания. Да, Светлана, ты права – это я подбросил Семёну ключ. И я же сделал так, чтобы он потом встретился с тобой в коридоре.

– Верно… – припомнила Светка. – Меня тогда биологичка на первом этаже задержала, перед самым звонком… Так это вы подстроили?

Историк кивнул.

Вот интересно, а откуда он знает про эту нашу версию? Светка ведь ни словом не обмолвилась о подозрениях насчёт ключа… Они, что и квартиры прослушивают? А почему нет, запросто!

– Это мы и сами догадались, – ответила Светлана. Она то ли не заметила оговорки, то ли решила пока сделать вид, что не поняла. – Но зачем это вам? И вообще – вы кто? Если не пришельцы – то, значит, какая-то секретная организация? Военная, наверное?

– Или Внешняя разведка? – вставил я. – Испытываете новые технологии – скажем, чтобы добывать документы, которые давно утеряны. Вот вроде этих…

И бухнул на стол верещагинскую папку.

Историк бережно взял её, погладил бархатный корешок и принялся один за другим извлекать листы. Вот карандашный набросок – приборка на корабле, матросы окатывают палубный настил из пожарных шлангов. Вот расчёт у револьверной пушки Гочкиса; офицер с биноклем на мостике. А этот, слегка намеченный углём, – на фоне контура Золотой Горы силуэты русских броненосцев. Похоже, нарисовано в то самое утро, возле кормовой башни главного калибра, за несколько секунд до взрыва. И наискось – жирная, кривая линия; должно быть, уголь прочертил по бумаге, когда страшный толчок выбил палубу из-под ног Верещагина.

– Замечательный был художник, – задумчиво сказал Георгий Петрович. – Знаете, ребята, ведь этих набросков никто не видел – разве что кто-нибудь из тех, кому посчастливилось уцелеть на «Петропавловске». Так что можете гордиться: вы спасли для истории ценнейший документ.

Я выжидающе молчал.

– Так вот, о документах, – продолжал историк. – Ты прав, Семён, организации, в которой я работаю, любопытны подобные исторические свидетельства. Хотя, конечно, не только это. У нас несколько иная задача: видишь ли, так уж получается, что нам трудно перемещаться во времени без вашей помощи.

– Без моей? – ошарашенно спросил я. – Я что, какой-то особенный?

– Ага, «избранный»! – фыркнула Светка.

– В определённом смысле – да, – согласился Георгий Петрович. – Мы называем таких как ты «проводниками». Видишь ли, человеческий мозг – крайне хитрая штука, люди до сих пор не раскрыли и десятой части его тайн. Когда один… хм… наши учёные открыли способ перемещения во времени, выяснилось, что управлять процессом создания червоточины – так у нас называют тоннель, соединяющий прошлое и будущее, – может лишь человеческий мозг. Компьютеру, техническому устройству, это не по силам. И лучше всего, если это будет мозг подростка. Взрослый тоже справится, но риск неудачи слишком велик. И не спрашивайте почему – мы сами пока не знаем. Кое-кто полагает, что дело в особом восприятии мира, которое свойственно детям. Взрослея, люди теряют такое восприятие, а вот в возрасте двенадцати-пятнадцати лет оно достигает пика.

Я жадно слушал. Выходит, Светкины ядовитые шуточки обернулись правдой? А всё это возьмёт да и развеется, как сон?

Но Георгий Петрович и не думал развеиваться. Поудобнее устроившись на краю стола, он продолжал:

– Наверняка мы сейчас знаем вот что: если правильно отобранный человек в возрасте до шестнадцати лет – плюс-минус, тут возможны отклонения – совершит путешествие во времени, то в дальнейшем его мозг сохранит способность управлять червоточинами. И он сможет не только пользоваться ими сам, но и брать с собой других. Подходящих кандидатов мало, один на миллион, так что мы вынуждены вести тщательный отбор. Поздравляю, Семён, ты – как раз из тех, в ком заложены нужные нам способности. Ты права, Светлана, он в определённом смысле избранный.

Светка прижала к губам крепко стиснутые кулачки. Больше она не смеялась.

– Отобрав кандидатов, мы устраиваем им испытание. И проходят его далеко не все.

– А что случается с теми, кто не прошёл? – жадно спросил я. – Они что, погибают или навсегда остаются в прошлом?

– Нет, Сёма, ничего такого не происходит. Просто мозгу кандидата не удаётся с первой попытки настроиться на червоточину. Тогда нужны новые попытки; порой вовсе ничего не получается, а порой кандидат может развить в себе эту способность позже, в процессе обучения.