Подполковник, человек горячего нрава, коршуном кинулся к ним и, распинав ногой дрова, обвинил комендоров в суицидальных склонностях, а также прибег к иным оборотам, пригодным более для помещения на заборы. Крейсерские не обиделись на незнакомое ругательство – боцмана выдавали загибы и покруче – и растолковали бестолковому начальству, что слыхали, будто для извлечения шимозы нужно погрузить снаряд в бак с водой и кипятить: шимоза тогда сама собой выползет из снаряда. Бака у пытливых комендоров не нашлось, но унывать те не стали, а отыскали выход: разогреть снаряд, при этом поливая его водой. Меллер слушал, вытирая со лба холодный пот.
Турнув горе-кулибиных, офицер вытащил из засаленного кожаного портфеля несколько тяжёлых, непривычной формы ключей, и как ни в чём не бывало принялся ковыряться в носовой части снаряда. Наконец дистанционная трубка поддалась и нехотя выкрутилась из резьбового гнезда; рассмотрев её, Меллер принялся бережно завёртывать опасную штуковину в промасленную бумагу. Худое костистое лицо его – лицо университетского доцента, а никак не фронтовика-артиллериста.
Этот снаряд ничем не отличался от остальных. Чугунная бомба, отлитая в императорском арсенале, пролежала в казематах токийской береговой батареи лет пятнадцать, не меньше. Взрывная сила её была много слабее, чем у той, из которой комендоры пытались выплавить мелинит. Но тем не менее тысячи таких чугунных бомб были извлечены из погребов, погружены в трюмы зафрахтованных коммерческих пароходов и отправлены в корейский порт Далянь – русский Дальний, – чтобы оттуда, на железнодорожной платформе, запряжённой несколькими десятками китайских кули поползти к твердыням Порт-Артура. Здесь бомбу армейской двуколкой перевезли на огневые позиции мортирной батареи и уложили в штабель. В назначенный срок – он подошёл быстро, бомба лежала в верхнем ряду, у самого края, – две пары железных клещей подцепили её и взгромоздили на низенькую тележку. Поршневой затвор клацнул, запирая снаряд вместе с метательным полупудовым зарядом в канале ствола, и несколько секунд спустя чудовищный пинок пороховых газов отправил двенадцать пудов чугуна и взрывчатой начинки в их первый и последний полёт.
Ранние, чугунные, мортирные снаряды отливались не так точно, как современные, стальные, начинённые пятью пудами шимозы, а потому разброс у них был куда значительнее. А может, дрогнула рука у одного из наводчиков – и в результате бомба, которой предназначено было обрушиться на внутренний рейд, преодолев крутой изгиб баллистической дуги, легла посреди одной из улиц Нового города. Взрыватель на сей раз не подвёл, как это случалось сплошь ирядом, и бомба исчезла вкоптящей вспышке чёрного пороха, разбросав вокруг веер бритвенно-острых осколков чугуна.
Оказавшимся поблизости двум нижним чинам Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии не повезло: осколками их посекло на куски. Погиб китаец-рикша; кухарка полковника Суховеева, возвращавшаяся в хозяйский дом, получила удар в голову куском брусчатки и скончалась в госпитале два часа спустя. Кроме неё в госпиталь привезли десяток прохожих, посечённых чугунной и каменной шрапнелью, контуженных взрывной волной. Несколько домов лишились оконных рам; стёкла дождём посыпались вдоль всей улицы. Всё же дымный порох – это вам не шимоза; разрушения могли бы оказаться куда серьёзнее, будь на месте чугунной старушки стальная, начинённая мелинитом бомба. А так разрушения оказались более чем скромные, что же до жертв – ну не повезло, бывает. Война. Осада.