Внеклассное чтение

– Не знаю, отче, – подтвердил унылый голос, женский. – Зачем родилась, зачем столько лет ела, спала, работала? Зачем замуж вышла, зачем четверых детей нарожала? Кому они нужны, кому я нужна? Я что к вам пришла-то. Мысль одна покоя не дает. Я в семь лет туберкулезом заболела. Все думали – помру. Но врачи попались хорошие, выжила. А теперь думаю: зачем выжила-то? Если б тогда умерла, всем лучше бы было, и мне первой. Никакой во мне искры нету, никакого таланта. Никогда не было ни мне от жизни радости, ни ей от меня…

– Это правильно, – охотно согласился старец. – Битый час с тобой толкую и вижу, что женщина ты нудная и глупая. Все ноешь, ноешь – у меня аж зуб под коронкой из-за тебя заболел. А все же жизнь свою ты не напрасно прожила.

Паломница вяло протянула:

– Это вы из доброты говорите, в утешение.

– Нет, раба Божья, я попусту воздух сотрясать не привык, не такой у меня бэкграунд.

– Что не такой?

– Биография не такая, чтоб языком болтать, поняла? Как же ты зря жизнь прожила, если четырех детей в мир привела? Знаешь, что такое ребенок, глупая? Это тебе лишний шанс свою жизнь оправдать. Выигрышный лотерейный билет. Пускай у тебя жизнь не задалась, пускай ты самое что ни на есть пустое существо, но если ты родила ребенка, все меняется. Поняла?

– Нет, отче, не поняла.

– Фу, дура какая! – загорячился Сысой. – Я тебе русским языком толкую: лотерейный билет, поняла? Может, для того тебя Господь от туберкулеза и спасал, чтобы ты ребенка родила – такого необыкновенного, какого прежде еще не бывало. Может, от твоего ребенка весь Божий мир лучше станет! А у тебя лотерейных билетов целых четыре, и на каждый ты можешь Грин-карту выиграть – да не в какую-то там Америку, а в рай!

– За детей-то? – усомнилась паломница. – Да мой старший в тюрьме сидит, по третьему разу. Сашка, второй, учиться не захотел, в армии сейчас. Дурень дурнем. А дочки-близняшки, Олька и Ирка? Тринадцать лет, а уж размалеванные ходят, по подвалам шляются. Глаза б мои на них на всех не смотрели.

Старец засмеялся:

– Что размалеванные – ничего. Это им любви хочется. Что тут плохого? И что Сашка твой дурень, тоже ничего. Может, поумнеет еще, да и не в уме главное. И на старшем крест не ставь. У Господа Бога чудес много, иному человеку и в тюрьме свет засияет. Ты вот что, Наталья Волосюк, ты ко мне приходи через десять лет. Расскажешь, как у твоих детей все сложится. Тогда и о смысле жизни поговорим. Запиши ее, Кеша, на 15 ноября 2011 года.

Раздалось быстрое щелканье клавиш, и Фандорин, не поверив ушам, заглянул в открытую дверь. Неужто компьютер?

Так и есть: в углу кельи стрекотал на клавиатуре молодой парень в черной рясе. Старец и ею собеседница сидели у стола, между ними мигал красным огонечком диктофон. На женщину Ника толком и не взглянул – его интересовал старец. Компаньон отпустил пышную получерную-полуседую бороду, вместо итальянского костюма на нем была черная хламида, но этим метаморфоза, пожалуй, и исчерпывалась. Обильная плоть былого чревоугодника нисколько не иссохла – поди все те же 125 килограммов, да и живые черные глаза блестели точно так же.

– Ва, Николай Александрович! – воскликнул старец, не удивленно, а обрадованно. – Какой молодец! Я за вас, безбожника, молился, а что приедете – и не надеялся.

– Так я через десять лет зайду, отче? – спросила паломница, поднимаясь.

Нагнувшись, чмокнула отшельника в мясистую руку и ретировалась.

– Ты знаешь, кто это, Иннокентий? – обратился старец к своему помощнику. – Это человек, который однажды дал мне правильный совет, после чего я сделал первый шаг в правильном направлении. Дорога в десять тысяч ли начинается с одного шага – это в Китае так говорят. Знаешь, что такое «ли»?

– Знаю, отче, – ответил ровным голосом очкастый Иннокентий. – Мера длины, равная четырем километрам.

– Всего получается сорок тысяч километров, то есть длина экватора, а стало быть что? Правильно, бесконечность, – назидательно сказал Сысой. – Вот какой бесценный совет дал мне мой друг Николай Александрович Фандорин.

Келейник бросил на Нику благоговейный взгляд и низко поклонился.

Момент был идеальный для того, чтобы завести разговор о деле, но тут в дверь заглянул седовласый скептик.

– Минуточку! Почему этот милиционер пролез без очереди?

Пришлось выйти. Оно и к лучшему: Николас был записан последним перед обеденным перерывом, так что обойдется без посторонних ушей.

Сидел на скамье, ждал, против воли прислушиваясь к разговору.

– Святой отец, у меня беда, – рассказывала женщина жалобно. – Ужасная болезнь, современная медицина бессильна. Болезнь Альцгеймера, слышали? Попросту говоря, старческое слабоумие.

– Знаю, знаю, – прогудел Сысой. – Как у Рональда Рейгана.

– У кого? – удивилась паломница. Муж нервным голосом подсказал:

– Бывший американский президент. Ну, голливудский актер. Помнишь, он в Москву приезжал, мы на прием ходили. Ты еще платье его жены все разглядывала.

– Нет, забыла…

Последовала пауза, прерываемая сморканием и всхлипами.