Внеклассные занятия (СИ)

— Кристина, нам с тобой нужно зайти к Геннадию Ивановичу, — после уроков обратилась ко мне новоявленная историчка, упомянув имя нашего директора. — Нужно кое о чем поговорить…

Тогда я еще и представить себе не могла, что предвещает эта встреча с директором. И если бы знала хотя бы о теме разговора — сбежала, как по-детски не выглядел бы мой поступок.

Битый час вокруг да около ходила Екатерина Сергеевна, выспрашивая меня о деталях моей взаимосвязи с бывшим учителем истории. Геннадий Иванович лишь сочувственно выглядывал из-под своих очков в мощной оправе, не мешая сердобольной тётечке сокрушаться над поруганной честью несовершеннолетней ученицы.

— Кристина, девочка, пойми то, что ты расскажешь — может быть очень важным, — тонкие губы завуча сложились в еще более узкую бледную полоску. — Может, он действовал силой? Как-то воздействовал? Влиял? Ты же знаешь, что Даниил Евгеньевич поступил очень плохо. Он должен понести наказание. Учителю не пристало так обращаться со своими учениками…

Еще долго продолжался этот вынос мозга. Приоритетами в речи умудренного опытом преподавателя беспрестанно звучали слова «унизил», «воспользовался», «влиял», «нарушил». Меня преследовал взгляд этих рыбьих глаз человека, строившего из себя психолога, с целью вывернуть меня наизнанку для того, чтобы навести порядок в том, в чем ничего не понимает. А я вспоминала слова, сказанные Даней однажды: «Тебя сожрут… Будут спасать от безжалостного общества… Ты для них — лакомство на блюде…». И сейчас я как никогда ранее прониклась их смыслом.

— Стоит написать заявление, описать все, что с тобой делал учитель, — Екатерина Сергеевна кладет передо мной лист бумаги и едва ли не разжимает мне пальцы правой руки, чтобы сунуть в нее ручку. — У нас серьезное учебное заведение и никому не должны сходить с рук подобные ужасные нарушения. Давай же, если не можешь рассказать все сама — напиши, как было. Мы соберем материал и передадим в нужные службы. Насильник должен быть наказан! Мы все хотим помочь тебе, родная…

Тут я понимаю, что мой взгляд начинают застилать слезы. Это просто выше моих сил. Снова внутри клокотали едва затихшие эмоции. Вновь мне перекрыли воздух, которого и так вокруг не хватало.

— Вы все здесь сумасшедшие! — с яростным криком, больше походившим на гортанное рычание, я рву девственно чистый лист, отбрасывая ручку куда-то в дальний угол комнаты.

Не желая слышать больше бредовые мысли по поводу последнего года моей жизни, я убегаю из кабинета, не имея сил сдерживать слезы. Завуч что-то кричит мне вслед, призывает вернуться, принять вновь положение оловянного солдатика, став послушным пластилином в вечно всезнающих наперед руках взрослых людей.

Какие же люди бывают ограниченные! Какие посредственные, погрязшие в собственных предрассудках! Душевные инвалиды…

Рыдаю под дальней лестницей у школьного подвала, не понимая что еще я должна людям, чтобы они все от меня отстали! Я держалась. Честно. Пыталась быть сильной, но это все намного хуже, чем я могла себе представить. Так больно, так цинично… Они выставили Левина каким-то серийным маньяком-педофилом, а из меня сделали безмозглого трудного подростка… Они вьют веревки из любой мало-мальски не вписывающейся в их ущемленные понятия ситуации. Бьют по самым больным незаживающим ранам, утешая свое самолюбие, что именно так и должно быть. Так правильно…

Когда в гимназии стало совсем тихо, а слез и сил их проливать больше не осталось, я вышла из своего укрытия. Я просто разбита, виски противно ныли от переутомления, а руки мелко, но ощутимо подрагивали. Это стресс, депрессия, все что угодно, только не то нормальное состояние моего организма, в котором мне хотя бы как-то удавалось существовать последние пару недель.

Почти не ощущая ватных ног, я выхожу на улицу. Школьный двор тоже опустел, что невольно обрадовало меня, так как в таком жалком виде мне меньше всего хотелось бы попадаться кому-то на глаза.

— Эй, Ярославцева! — окликают меня из-за угла школьного гаража. — Сюда подойди!

Морщусь, пытаясь рассмотреть группку, собравшуюся в курилке. Узнаю Вику на первом плане, потом Светку Коршунову, которой когда-то разбила нос, когда та уж очень рьяно пыталась главенствовать в классе. Вася тоже переминался здесь с ноги на ногу, докуривая бычок и с каким-то странным вниманием глядя на меня. Был еще какой-то пацан, которого я не знала — видимо, из параллели.

— Не до тебя, Миронова, — вздохнула я, пряча заплаканные глаза и намереваясь идти дальше. — Завтра поговорим.

— Ты что это возомнила из себя? — Света выступает вперед, бросая окурок мне под ноги, будто черную перчатку в средневековье, призывая меня на дуэль. — Из-за тебя историк ушел, а теперь нам всем — пиздец! Ты нам всем аттестаты испортила, шлюшка безмозглая!

Вот этого я ожидала меньше всего. Мои одноклассники встали на тропу мести и именно тогда, когда от меня, в общем и целом, и так остались ошметки.

— Что за бред несешь?! — выдыхаю я, с трудом представляя, к чему может привести этот разговор.