Внешнеполитические факторы развития Феодальной Руси

Для исследования событий нашествия Батыя и процесса установления монголо-татарского ига наибольший интерес представляют Лаврентьевский, Академический (Суздальский), Тверской, Симеоновский, Воскресенский и Никоновский списки русской летописи, а также новгородские своды и южнорусский летописец (Ипатьевская летопись). Достоверность сведений различных списков русской летописи далеко не равноценна. Лаврентьевская летопись, переписанная в 1377 г. с «ветхого летописца» 1305 г., содержит описание монголо-татарского нашествия на Русь по ростовским сводам 1239 и 1263 гг.', т. е. сделанное вскоре после «Батыева погрома». С другой стороны, ростовское происхождение этой части Лаврентьевской летописи является причиной умалчивания о некоторых эпизодах похода Батыя (например, об обороне Козельска), смягчения в ряде случаев жестокостей татар, тенденциозного освещения русско-ордынских отношений в первые десятилетия после нашествия (ростовские князья известны своими тесными связями с ордынскими ханами и лояльной политикой по отношению к Орде). Это же замечание, хотя и в меньшей степени, относится к Академическому списку Суздальской летописи (XV в.), раздел которой с 1237 по 1418 гг. восходит к своду ростовского епископа Ефрема2, и к Ермолинской летописи (вторая половина XV в.), тоже широко отражавшей ростовское летописание.

Довольно подробно о событиях нашествия Батыя и периода установления монголо-татарского ига сообщает Тверская летопись, в которой, кроме тверского летописного материала, отразилось новгородское и псковское летописание, а также ростовские записи (по А. А. Шахматову). Большой раздел о нашествии Батыя содержится в Симеоновской летописи (список первой половины XVI в.). По наблюдениям А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова, Симеоновская летопись восстанавливает текст сгоревшей в 1812 г. древнейшей московской летописи 1490 г. (Троицкой летописи) и отличается большой достоверностью '. Очень сложен вопрос о степени достоверности Никоновской (Патриаршей) летописи (XVI в.). Являясь обширной компиляцией различных источников, происхождение и состав которых не всегда удается выяснить, Никоновский летописный свод содержит много интересных подробностей нашествия Батыя и установления монголо-татарского ига. Записи Никоновской летописи далеко не всегда подтверждаются другими летописцами, что очень затрудняет ее использование как источника. Несколько особняком в списке летописных источников нашествия стоят южнорусские летописи. События нашествия Батыя на Северо-Восточную Русь в Ипатьевской летописи даются очень кратко и неточно, последовательность их нарушается, многие подробности похода, известные по северо-русским летописям, вообще отсутствуют. Однако данные Ипатьевской летописи ценны тем, что приводят эпизоды нашествия Батыя, упускаемые тенденциозными ростовскими летописцами. К числу таких эпизодов относятся, например, сведения о сдаче в плен руководивших обороной Владимира сыновей великого князя Юрия2 (о чем суздальские летописи сообщают очень неопределенно), об обороне Козельска, о татарской «льсти» и т. д.

Ценным дополнением к летописным известиям являются исторические повести, житийная литература и актовый материал (очень немногочисленный) . Русские исторические повести времени монгольского нашествия («Повесть о нашествии Батыя на Русь», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Повесть о Меркурии Смоленском» и др.) дополняют летописные известия о походе Батыя новыми материалами, приводят красочные эпизоды борьбы русского народа против завоевателей3. «Повесть о разорении Рязани Батыем», сохранившаяся в составе «Повести о приходе чудотворного Николина образа Зарайского из Корсуни-града в пределы Рязанские» 4, служит весьма ценным дополнением к летописным известиям о разгроме Батыем Рязанского княжества. Только в составе этой «Повести» содержится известное сказание о Евпатии Коловрате, воссоздающее

героический эпизод борьбы русского народа с завоевателями. По мнению Н. В. Водовозова, «Повесть» была написана в XIII в., по свежим следам событий, и имела несомненную историческую основу '. Мнение Н. В. Водовозова представляется достаточно обоснованным. В заключительной части «Повести» указано, что ее автором был «Еустафей второй, Еустафеев сын Корсунска», который жил не позднее второй половины XIII в. Время написания «Повести» поддается еще большему уточнению: «Олег Красный, упомянутый автором «Повести» среди павших в битве в 1237 г. князей, попал в плен и вернулся в Рязань в 1252 г. Можно предположить, что «Повесть» была написана до 1252 г., сразу после нашествия Батыя, так как о возвращении в Рязань князя Олега автор, конечно, знал бы. О том, что «Повесть» была написана по свежим следам нашествия и ее автор был участником или, по крайней мере, современником событий, свидетельствует подробное описание похорон каждого убитого в битве князя, разрушений церквей в Рязани и т. д.