Внешняя политика России эпохи Петра I

Говоря о причинах, побудивших Петра выступить с программой установления нейтралитета в Империи, нельзя не сказать и о причинах, обусловивших его поддержку со стороны держав Великого союза. Как предполагали в Лондоне, Гааге и Вене, после гибели шведской армии на Украине военные действия с неизбежностью будут перенесены в Северную Германию, где находились достаточно крупные группировки шведских войск. А это несло с собой опасность отзыва датских, прусских, саксонских и ганноверских войск с фронтов войны за Испанское наследство. Не исключалось в этом случае и вмешательство в борьбу со Швецией Австрии, что привело бы к несанкционированному присоединению Великого союза к антишведской коалиции и слиянию двух европейских конфликтов в один общеконтинентальный военный пожар. Все это не только противоречило стратегическим планам морских держав, но и ставило под вопрос их наметившийся успех в борьбе против франко-испанского блока. Поэтому появившаяся как-то «сама собой» идея северного нейтралитета разом устраняла возможность развития событий в опасном для Великого союза направлении. Но данное политическое прогнозирование было глубоко ошибочным, ибо оно не соответствовало истинным планам русского правительства, принявшего после Полтавы решение нанести главный удар не в Померании, а в Лифляндии и Эстляндии. Имитируя свою готовность изгнать шведов из Померании в случае отказа Великого союза стать гарантом «покоя и мира» в Империи, Петр заставил дипломатию морских держав невольно содействовать ее замыслам, хотя в Лондоне и Гааге считали, что отстаивают свои собственные интересы и интересы Швеции.

Важным моментом в поспешном согласии правящих кругов держав Великого союза заключить конвенции о нейтралитете явилось также их стремление создать для Швеции благоприятные условия и дать ей время, чтобы оправиться от Полтавской катастрофы. И можно представить их состояние, когда они узнали об отказе Карла XII присоединиться к «Акту о северном нейтралитете». В инструкции своему агенту при Карле XII английское правительство с нескрываемым раздражением заявило, что «шведские министры настаивают, чтоб мы спасли их, и в то же время они отнимают у нас возможность сделать это, отвергая акт о нейтралитете, который является единственным средством, имеющимся в наших руках, чтобы оказать эту услугу». В Лондоне и не подозревали, что данный акт как средство «спасения» Швеции в сущности является политическим и дипломатическим обеспечением плана поэтапного разгрома шведских войск сначала в Лифляндии и Эстляндии, а затем и в Померании.

Интересно, что английская дипломатия усердно старалась приписать себе инициативу в деле германского нейтралитета, выставляя себя в роли спасителя Швеции и политического победителя России По известным причинам Петр не стал оспаривать приоритет Англии в данном вопросе, как и привлекать ее к ответственности за политический плагиат. Что же касается проблемы победителя в этом дипломатическом сражении, то последующие события со всей очевидностью укажут на Россию.

В то время как представители стран Великого и Северного союзов вырабатывали условия «тишины» в Империи, русская армия стремительным маршем двигалась в Лифляндию В начале ноября войска фельдмаршала Шереметева блокировали со всех сторон Ригу, считавшуюся тогда одной из сильнейших крепостей в Европе Гарнизон Риги насчитывал 13 тыс. человек, а на ее стенах находилось более 600 орудий. Вскоре на фронт прибыл Петр, который после рекогносцировки принял личное участие в начале бомбардировки крепости Вместе с тем, реально оценив обстановку, царь принял решение ограничить военные действия лишь тесной блокадой и методическим артобстрелом, но «чтоб сего города формальною атакою не добивать».

С наступлением весны русское командование активизировало свои действия. В мае 1710 г. под Ригу была доставлена осадная артиллерия, в состав которой входили сверхтяжелые мортиры, способные вести огонь 9-пудовыми бомбами 25 июня русская артиллерия начала массированный обстрел крепости и города, эффективность которого была настолько велика, что 15 июля гарнизон Риги, не дождавшись штурма, капитулировал.

Падение столицы Лифляндии предрешило и судьбу других шведских крепостей в Восточной Прибалтике. И вполне справедливо Петр оценивал взятие Риги как успех стратегического значения, указывая, что он «малым лучше Полтавы».