Внесите тела

– Удивляться нечему, – говорит Джейн Рочфорд. – Она была с королем почти все лето. Неделю там, неделю здесь. А когда они расставались, король писал ей любовные письма и отправлял с Гарри Норрисом.

– Миледи, я вынужден вас оставить, у меня дела.

– Ничуть не сомневаюсь. И вы всегда так внимательно меня слушаете. Вникаете в каждое слово. А я говорю, что летом король писал ей любовные письма и отправлял с Гарри Норрисом.

Он не успевает толком разобрать последние слова, хотя задним числом станет ясно, что они застряли в памяти и дополнили некоторые собственные его фразы, пока не сформулированные. Всего лишь фразы. Уклончивые. Неопределенные. Сейчас все зыбко. Екатерина увядает, Анна цветет. Они видятся ему девочками на качелях: раскисшая дорога, на ней камень, на камне доска, на доске, подобрав юбки, сосредоточенно качаются две подружки.

Томас Сеймур говорит с порога:

– Джейн повезло. Он больше не будет раздумывать. К королеве он не притронется, пока она не родит, не станет так рисковать. Значит, ему нужна другая на замену.

Он думает: может быть, у сокрытого короля Англии уже есть пальцы, есть лицо. Впрочем, я уже думал об этом раньше. На коронации Анна так гордо несла живот, а родилась девочка.

– Все равно не понимаю, – говорит старый сэр Джон, снохач. – Не понимаю, зачем ему Джейн. Вот если бы это была Бесс, другая моя дочь. Король с ней танцевал, и она ему очень нравилась.

– Бесс замужем, – напоминает Эдвард.

Томас Сеймур хохочет:

– Это даже лучше!

Эдвард недоволен:

– Не будем о Бесс. Она не согласится. Речь не о ней.

– Может, что и получится, – задумчиво произносит сэр Джон. – До сих пор нам от Джейн не было никакой пользы.

– Верно, – говорит Эдвард. – От Джейн проку как от молочного киселя. Пусть теперь отрабатывает свой хлеб. Королю нужна женщина. Однако не будем ее подталкивать. Пусть все идет, как советует Кромвель. Генрих ее видел. Возымел желание. Теперь она должна его избегать. Нет, она должна дать ему отпор.

– Фу-ты, ну-ты! – фыркает старый Сеймур. – Дороговатое удовольствие!

– Целомудрие дороговато? Пристойность? – возмущается Эдвард. – Ну да, вам они всегда были не по средствам. Молчите уж, старый потаскун. Король закрыл глаза на ваши грехи, но все их помнят. Указывают на улице пальцем: вот старый козел, который развратил жену собственного сына.

– Да, отец, полегче, – соглашается Том. – Мы говорим с Кромвелем.

– Я боюсь одного, – отвечает он. – Ваша сестра любит свою прежнюю госпожу, Екатерину. Нынешняя королева, зная это, не упускает случая ее обидеть. Если станет известно, что король благоволит к Джейн, боюсь, станет еще хуже. Анна не из тех, кто будет спокойно смотреть на… э… новое увлечение короля. Даже если понимает, что это лишь на время.

– Джейн терпелива, – говорит Эдвард. – Что ей тычок или пощечина? Она будет переносить их со всей кротостью.

– Она будет отказывать королю, чтобы набить себе цену, – добавляет старый Сеймур.

Том Сеймур смеется:

– Он сделал Анну маркизой, прежде чем она уступила.

Лицо Эдварда сурово, как будто тот отдает приказ палачу.

– Сперва маркизой. Затем королевой.

В работе парламента назначен перерыв, но лондонские юристы, по-вороньи хлопая черными мантиями, устраиваются на зимнюю сессию. Радостная новость постепенно расползается из дворца. Анна расслабляет шнуровку. Заключаются пари. Скрипят перья. Печати вжимают в горячий воск. Седлают коней. Корабли поднимают паруса. Древние английские семейства на коленях вопрошают Бога, за что Тот милостив к Тюдорам. Король Франциск хмурится. Император Карл закусывает губу. Король Генрих танцует.

Ночного разговора в Элветхеме будто и не было. Король вновь уверен в законности своего брака.

Доносят, что Генрих прогуливался по зимнему саду с Джейн Сеймур.

Ее семья зовет его; все собрались вокруг Джейн.

– Что он говорил, сестра? – спрашивает Эдвард Сеймур. – Расскажи мне все, все, что от него слышала.

– Он спросил, буду ли я его любезной.

Все переглядываются. Есть разница между возлюбленной и любезной, известно ли это Джейн? Второе подразумевает подарки, целомудренное обожание, долгие ухаживания… впрочем, они не могут быть слишком долгими, иначе Анна родит и Джейн упустит свой шанс. Женщины не могут предсказать, когда появится на свет их ребенок, и врачи Анны тоже ничего толком не говорят.

– Послушай, Джейн, – говорит Эдвард. – Сейчас не время стыдиться. Рассказывай все.

– Он спросил, буду ли я к нему благосклонна.

– В каком случае?

– Например, если он напишет мне стихи. Восхваляющие мою красоту. Я ответила, что да, буду благосклонна. Выражу признательность. Не стану смеяться, даже тайком. И не стану оспаривать ни одно утверждение, сделанное в стихах. Даже если оно преувеличенное. Потому что в стихах всегда преувеличивают.

Он, Кромвель, поздравляет ее.

– Вы предусмотрели совершенно все, мистрис Сеймур. Из вас вышел бы толковый юрист.

– Вы хотите сказать, родись я мужчиной? – Она хмурится. – Хотя все равно вряд ли, господин секретарь. Сеймуры никогда не были стряпчими.

Эдвард говорит:

– Любезная. Стихи. Отлично. Пока отлично. Но если он попытается тебя тронуть, кричи.