Внеучебная Практика

Я вздрогнула и оторвалась от созерцания пламени, когда почувствовала движение холодного коловрата рядом: передо мной возник Генрих. В руках у посмертия была чашка кофе:

— Я подумал, вам это тоже не помешает.

— О Генрих, — простонала я. — Вы так милы! Вы так вовремя! Меня погубит мой перфекционизм.

— О да, — сказал призрак, заглядывая в мою работу. — Вы написали довольно много.

— Генрих, вы ведь способны подняться вон туда?— деловито спросила я, отпивая бархатистую кофейную пенку и указывая на верхние ярусы. — Мне нужен волюм сто двенадцать… для реферата.

— Буду рад помочь.

Посмертие взмыло к потолку и почти сразу же вернулось с книгой. Все-таки Генрих был необычным призраком: четкой манифестации, неагрессивным и способным к перемещению материальных объектов.

— Из вас вышел бы отличный полтергейст, — обрадованно заметила я, листая волюм.

— Вы мне льстите, — улыбнулся Генрих.

«Легендарные существа Севера». Детские сказки? К моему разочарованию, волюм сто двенадцать представлял собой толстый сборник северных мифов и легенд. Скорее всего книга, которую читал Олевский и номер которой он записал на листке с лекцией, была из библиотеки другого корпуса. Вряд ли Антон Макарович, как легендарное существо Севера, время от времени почитывает о самом себе. Или же наш препод нашел отличный способ отваживать флиртующих с ним девчонок: а почитайте-ка о вендиго вот в такой книжке. Ловко!

— Можете ее взять, — предложил Генрих, — на ней отметка о возможности выноса за пределы библиотеки. Это очень интересная книга, уверяю вас. Вернете, когда прочитаете.

— Спасибо, — отказываться было невежливо, и я положила волюм в рюкзак.

— Допивайте свой кофе, я заберу чашку позже, — Генрих растворился в воздухе.

Чашечка была всего на пару глотков. Допив кофе, я покосилась влево. Гудков сидел над своей работой и разминал пальцы. Да, писать пером непривычно. Зато мне теперь можно немного расслабиться: реферат готов, осталось проверить его на ошибки… Уходить не хочется. Огонь так приятен. Ластится и что-то напевает. Я отражаюсь в отполированных до блеска железных  щитках по обе стороны от каминной решетки. Огонь шепчет, как я красива, как достойна любви… любви гордого и прекрасного существа, готового стать моим повелителем и защитником… И в знак этого… Я протягиваю руку к огню. Крошечный язычок пламени срывается с ноздреватого полена и обвивает мой палец. Вздрагиваю, жду боли от ожога, но лепесток огня превращается в очаровательную ящерку с зелеными глазами. Ящерка несколько раз прокручивается вокруг пальца и, изящно изогнув хвостик, застывает в полуторном обороте. Золото кольца холодит кожу, изумрудный глазик лукаво поблескивает, на коже фигурки искрится бриллиантовая пыль.

Ну, Гудков, на ошибках ты не учишься. Сейчас ведь огребешь!

Слышу грохот падения, сдавленный крик, и разъяренный (а также слегка помятый) Лексей подскакивает к моему столику.

И ведь выбрал же момент! Все мои мысли даже не в задании Баллариэля – в агентстве! Коловрат невысок, внимание сбито – получите порцию саламандровой магии! Я усиливаю поток энергии, выдавливая из себя чужое волшебство – ящерка испуганно срывается с пальца, прыгает в огонь, золотое кольцо с шипением плавится. Тоже вскакиваю и встаю перед Гудковым. Смотрю мрачно – мне не до шуток. Дуэль взглядов длится несколько минут. Коловрат перекатывается во мне прохладным потоком, «штопая» дыры от саламандровой магии.

— Это была честь! — шипит Гудков. — Знак избранной, дуреха!

— Что прям замуж? — усмехаюсь я. — Если замуж, то я, может, передумаю еще.

— Нет. Нет… — Лексей слегка сбивается. — это знак отношений. Предложение встречаться! Кольцо… оно ведь на средний палец!

— Как символично! Не-е-е, мне не подходит, — я цокаю языком. — Мне только замуж.

Произношу это и замираю. Откуда-то приходит воспоминание: стою в широком слабо освещенном коридоре и детским голосом говорю кому-то невидимому:

— Обещаете, что женитесь на мне, когда я стану совершеннолетней? Вам нужно всего лишь обещать, но постарайтесь от всей души, иначе не сработает.

Воспоминание так ярко, так наполнено эмоциями (тревога, чья-то боль, эманации отчаяния), что я всматриваюсь в него и почти забываю о саламандре. А зря. В секции истории появляются Бронислав и Джилина. Над Бон-бончиком висит в воздухе посмертие в костюме пятнадцатого века. Гудкова как всегда смотрит на меня с ненавистью. Но ко мне тоже прибывает подмога. Милли. Альв оценивает ситуацию, скрещивает руки на груди и расставляет для устойчивости ноги на ширине плеч. Я знаю эту позу. Сейчас будет драка.

— Почему ты не сказала мне, что этот вот… — Милли кивает на Гудкова, — к тебе пристает?

Нельзя, чтобы Милли устроил разборки. У Гудковых влиятельный отец, а мы с альвом, по нашей легенде, на положении бедных стипендиатов. Если начнутся расспросы…

— Да все нормально, — говорю я беспечно, — так, глупости. Он предложил встречаться, я сказала «нет». Он ПОНЯЛ. Понял же, да?

Нет, не понял.

— У тебя какие претензии? — холодно спрашивает Лексей у альва. — Ты ее парень?

— Я ее друг. Она под моей защитой.