Внезапно беременна

— Лишние аллергены в палате! — хмуро попенял доктор Андрею, тот сразу виновато сник и попытался прикрыть рукавом тарелку с фруктами. Но док все уже давно заметил.

— Фрукты можно! — милостиво разрешил он, по-доброму усмехнувшись, — но на цитрусовые или ананасы налегать не советую, а клубника, вишня-черешня или гранаты — это хорошо! — и уверенно кивнув, доктор покинул мою палату, Андрей поспешно бросился следом.

Пока его не было несколько минут, я тихой сапой перетаскала всю оставшуюся клубнику. Раз хорошо, значит, это все — мне! И вообще, нечего клювом щелкать!

Такую мать надо гнать!

Постепенно, одноместная палата стала меня тяготить — словно в одиночке лежу! Я упросила своего лечащего врача перевести меня в обычную палату, без возврата оплаченного пребывания и под мою ответственность.

В общей палате нас было шестеро — по три койки вдоль обоих стен от входа к окну.

Мы все шестеро лежали с одной целью: сохранить того, кого носим под сердцем. И вокруг этого вертелись все наши разговоры.

К девчонкам приходили мужья, приносили гостинцы, которыми они щедро делились. А я лежала и тосковала. О чем была моя тоска, я не знала, но чего-то так хотелось, до щемящей жалости к себе, до слез! У меня пропал аппетит, зато началась бессонница. Врач сильно ругался и угрожал вернуть меня обратно в ВИПку. Ну, да, там хоть телек со спутниковыми каналами можно было посмотреть, а в общей палате такого излишества не водилось. Разве что девчонки изредка демонстрировали прикольные видео на своих смартфонах. Мой старенький Нокиа был без интернета. Зато заряд и связь держал на ура даже там, где другие пасовали!

Но сейчас мне не звонили даже родители.

С тоской вспоминалось. Как Андрей кормил меня недавно фруктами. Теперь меня фруктами только угощали соседки по палате. Шеф, видимо, просто решил, что проблемная мамашка с неизвестно чьим отпрыском — не его вариант. Эх, а так хотелось думать про Андрея лучше! Лучше, чем о всех остальных.

И все же, навестить меня явилась мама. О моем переезде к Андрею, естественно, я родителям сказала. И вот теперь, мать решила сообщить мне новость, заслуживающую, по ее мнению, быть сообщенной!

У Андрея в доме живет какая-то женщина — молодая и красивая, не чета мне!

Мне так и было это озвучено. А когда я побледнела и без сил осела на койку, мать торжествующе улыбнулась.

— Я тебе говорила, не вороти рожу от всех подряд, пожалеешь! Вот и пожалела! Забрюхатела не пойми от кого, нам с отцом позора не оберешься теперь! А сама, позорница, на приличного мужика вешаешься теперь. Конечно, он от тебя, как от чумной теперь прячется! — ехидно жалила она меня колючими фразами.

— Шла бы ты отсюда, мамаша-ехидна! — накинулась на мою мать Динка — соседка по палате. Мать недовольно поджала губы, зло зыркнула на молодую девушку с крупным пузом и, пробормотав что-то про шлюший притон, выскочила из палаты, как пробка из шампанского.

— Ну и маман тебе Боженька послал! Такую мать надо гнать! — фыркнула Динка, протягивая мне шоколадку. От шоколада я благоразумно отказалась.

Еще через два дня снова явился Андрей. Без цветов, но с целым пакетом всяких гостинцев. Для начала. Он очень недовольно высказался на тему, моего переселения в общую палату.

— А что, Андрей Тимофеевич, вам было бы приятнее знать, что я все эти дни одна, как в склепе там в одиночке торчу и сума потихоньку схожу? — прервала я его гневную речь о комфорте, который он может предоставить своей женщине и ребенку.

— Кто бы ее в той одиночки от мамки-ехидны спасал? — хохотнула Динка, Андрей вопрошающе уставился на девушку.

— Да приходила тут одна ведьма старая, прости, Ален! Орала, что опозорила их с отцом, на приличного человека вешается, а приличный человек от нее шарахается, как от чумной и женщину в дом привел, красивую1 не чета некоторым! — сдала мою маму Динка, видимо, из благих побуждений. Но Андрей нахмурился, потемнел лицом, желваки его заходили ходуном, а кулаки его сжались.

Не знаю, что было бы из этого диалога, но вмешался мой врач, он позвал Андрея из палаты на разговор, и шеф, злющий, как тысяча чертей. Выскочил в коридор. Они там о чем-то спорили в коридоре на повышенных тонах.

Слов не разобрать, но громкие голоса слышны.

Потом дверь приоткрылась, и доктор спокойным тоном отрезал:

— Опасности нет, можете забирать! Я могу подготовить документы хоть сейчас, и забирайте, если хотите!

— Хочу! — резко отрезал шеф, бросая на меня нечитаемый взгляд.

Выходя из больницы, я чувствовала себя заключенным, отсидевшим многолетний срок и внезапно освободившийся по неожиданной амнистии!

Загазованный воздух казался сладким, голова кружилась, и меня немного пошатывало. Поэтому Андрей ни на миг не отпускал меня, вел к своему автомобилю на больничной парковке, крепко прижимая меня, податливую и слабую к своему крепкому телу.

Он бережно усадил меня на пассажирское сиденье, пристегнул ремни безопасности и, обойдя машину, плюхнулся на водительское сиденье.

— Ален, я не хочу, чтобы ты думала, будто вешаешься на меня! — начал он разговор, едва машина тронулась.