Той же ночью Роналю приснился сон: во сне он сидит на веранде и внимательно просматривает дневную газету в отважном и искреннем намерении открыть тайну человеческого существования, и тут на крыльцо выскакивает его возлюбленный пес Чорный в модном сером костюме и с огромной костью во рту. Чорный возлагает кость к его ногам и наклоном головы дает Роналю понять, что ответ стоит искать на страницах экономического раздела, а затем дополнительно разъясняет глубоким человеческим голосом, слегка напоминающим голос теледиктора Гильада Адина, что род людской — это всего-навсего офшор.
— Офшор? — теряется Рональ, а Чорный кивает своей мудрой головой и рассказывает, что его налоговый консультант, инопланетянин с той же звезды, с которой прибыл сам Чорный, порекомендовал ему вложить прибыль в стартап экологического типа, потому что инопланетные налоговики это обожают. И что через несколько компаний-прокладок он очень быстро вышел на весь этот рынок развития жизни и новых биологических видов на отдаленных планетах.
— В целом, — объяснил Чорный, — всем понятно, что на развитии человеческого рода, как и на развитии других биологических видов, особо не прогоришь. Но поскольку речь идет о принципиально новой области, в которой черт знает что происходит с налоговой точки зрения, никто не может помешать мне выписывать по любому поводу гору квитанций.
— Я не верю, — отбивался Рональ во сне, — я отказываюсь верить, что наша единственная роль во вселенной — быть офшором, через который мой возлюбленный пес сможет отмывать деньги.
— Прежде всего, — заметил Чорный, — об отмывании денег никто не говорит. Все, что я зарабатываю, сразу становится белым, никаких фойлэштикес[18]. Речь идет только о полулегальном методе раздувания расходов. А вдобавок давай предположим, что я соглашаюсь с тобой и принимаю твою исходную установку: подлинная роль человечества — не в том, чтобы служить офшором. Если мы разовьем этот умственный выверт — какая же у человечества тогда роль? — Чорный помолчал и, увидев, что Рональ не находит ответа, дважды гавкнул, взял в зубы кость и ушел с веранды.
Утром Рональ проснулся и снова обнаружил бешеную эрекцию, а также не вполне объяснимые полизывания со стороны Чорного, носившегося по спальне безо всякой кости и совершенно голым. «Секс тут ни при чем, — было первой, однозначной мыслью, мелькнувшей в мозгу Роналя, — это дружба». Это больше чем дружба, это сама суть бытия.
— Чорный, товарищ ты мой, — тихонько, чтобы не разбудить Ниву, хохотнул он, — только ты один и правда меня любишь.
Укол
Это началось с поцелуя. Почти всегда это начинается с поцелуя. Элла и Цики лежали голые в постели, соприкасаясь языками, когда она ощутила укол.
— Я тебя поранил? — спросил Цики, а когда она покачала головой, он поспешил добавить: — У тебя кровь идет.
У нее и в самом деле шла кровь. Изо рта.
— Прости, — сказал он, встал и беспокойно заметался по кухне. Достал из морозильника поднос со льдом и старательно постучал им по краю раковины. — Вот. — Цики протянул ей несколько кубиков дрожащей рукой. — Прижми к губе. Ну возьми же, кровь остановит.
Цики всегда хорошо справлялся с такими вещами. В армии он был фельдшером. Еще у него была лицензия экскурсовода.
— Прости, — повторил он, слегка побледнев, — видимо, я тебя укусил, ну, знаешь, в пылу страсти.
— Не олнйся, — улыбнулась она, прижимая ледяной кубик к нижней губе. — Ничео не слчилось.
Что, конечно, было неправдой. Потому что слчилось очень многое. Не каждый день у тебя идет кровь из-за человека, с которым ты живешь и который потом еще и врет тебе про укус, хотя ты отчетливо почувствовала укол.
Потом они несколько дней не целовались — из-за ранки. Губы — очень чувствительная зона. А позже, когда все-таки начали целоваться, делали это осмотрительно. Она чувствовала, что у него есть тайна. И действительно, однажды ночью она воспользовалась тем, что он спал с открытым ртом, осторожно подсунула палец ему под язык и нашла. Маленькую молнию. Молнийку. Но когда она потянула, весь ее Цики раскрылся, как ракушка, а внутри у него лежал Йорган. У Йоргана, в отличие от Цики, была крошечная бородка, очень-очень ухоженные бакенбарды и необрезанный член. Элла посмотрела, как он спит, тихо-тихо свернула Цики и спрятала в кухонном шкафу, позади ведра, там, где они держали пакеты для мусора.
Жизнь с Йорганом была нелегкой. Секс потрясающий, но Йорган очень много пил, а когда пил — страшно шумел и постоянно позорился. Еще он любил делать так, чтобы Элла чувствовала себя виноватой за то, что из-за нее он уехал из Европы и стал жить здесь. И каждый раз, когда в Израиле происходило что-нибудь плохое, неважно, в жизни или по телевизору, Йорган говорил ей:
— Смотри какая страна твоя, — причем иврит у него был очень плохим, а слово «твоя» — очень обвиняющим.
Ее родители его не любили, а ее мама, которой, кстати, нравился Цики, называла Йоргана «этот гой». Ее папа постоянно спрашивал его про работу, а Йорган ухмылялся и говорил:
— Господин Шабиро, работа это как усы, это уже давно нот фэшн. [19]