Внезапно в дверь стучат

Он донес ее на спине до парка «Меир», где они сели на скамейку и закурили. Там тоже было жарко и влажно, но хотя бы дул ветер и осушал пот. Мне было важно, чтобы ты меня простила, мне было ужасно это важно, сказал он, даже не могу объяснить почему. Не то чтобы я с другими девушками не вел себя как дерьмо, но с тобой… Он заплакал. Сначала она не поняла, что он плачет, — думала, что он закашлялся, или подавился, или еще что-то такое, — но он просто плакал. Прекрати, дурень, сказала она, как бы пытаясь шутить, люди смотрят, еще подумают, что я тебя бросила, сердце тебе разбила. Я дурень, сказал ей Дэвид, я правда дурень. Я мог… Ты никогда не была в Кливленде. Где Кливленд, а где Тель-Авив. Она видела, что он хочет сказать: «Где Кэрен, а где ты», — и радовалась, что он этого не сказал.

На четвертый этаж они поднимались потихоньку. У него уже не было сил ее тащить, но она оперлась на него и потихоньку взбиралась наверх, ступенька за ступенькой. Когда они добрались до двери, оба успели вспотеть, а под гипсом снова начался сводящий с ума зуд.

Хочешь, я пойду? — спросил он, и она покачала головой, но губы ее сказали, что, наверное, ему стоит уйти. Уже потом, лежа в постели под вентилятором, она попыталась суммировать, что такого было во всей этой истории. Совершенно случайно встречаются американец и израильтянка. Один приятный вечер. Чуть-чуть слюны на ее ладони, движущейся вверх-вниз вдоль члена Дэвида. И вот все эти не очень важные подробности двое людей по разные стороны океана тащат на себе уже почти год. Есть люди, которые падают с третьего этажа и отделываются всего-навсего синяком на попе, а есть те, кто один раз криво ставит стопу и выходит из больницы с гипсом на ноге. Очевидно, она и Дэвид — люди второго типа.

Что у нас в карманах?

Зажигалка, леденцы от кашля, почтовая марка, одинокая, чуть искривленная сигарета, зубочистка, бумажный носовой платочек, ручка, две пятишекелевые монетки. Это лишь небольшая часть того, что лежит у меня в карманах. Стоит ли удивляться, что они так раздуты? Мне уже многие на это указывали. Говорили скептически: «Вау, что у тебя в карманах?» Обычно я не отвечаю, а только улыбаюсь, иногда издаю эдакий короткий значительный смешок. Словно мне рассказали анекдот. Если бы они уперлись и стали переспрашивать, я бы, конечно, предъявил им все, что там лежит, — может быть, даже объяснил бы, почему мне необходимо иметь все эти вещи при себе, на себе, всегда. Но они не упираются. Вау, улыбка / короткий смешок, момент глубокомысленного молчания, и мы уже заняты другой темой.

Дело в том, что все, лежащее у меня в карманах, оказалось там в результате размышлений и приготовлений. Все для того, чтобы в момент истины мое положение оказалось выигрышным. Нет, не совсем. Все для того, чтобы в момент истины мое положение не оказалось проигрышным. Потому что — ну какой выигрыш может принести деревянная зубочистка или почтовая марка? Но если, например, красивая девушка — и даже не красивая, а просто очаровательная, обыкновенная девушка, но с потрясающей улыбкой, от которой захватывает дух, — попросит у вас марку, и даже не попросит, а просто будет стоять на улице дождливым вечером, держа конверт без марки, возле красного почтового ящика, и спросит вас, не знаете ли вы, где найти почтовое отделение, которое открыто в это время, а потом слегка кашлянет, как кашляют от холода, но и от отчаяния, потому что и она будет знать в глубине души, что нигде рядом нет открытого почтового отделения, тем более открытого так поздно вечером, — в этот момент, в момент истины, она не скажет «вау» и не спросит, что у вас в карманах, а просто будет бесконечно благодарна за марку — или, может, и не будет бесконечно благодарна, а просто наградит вас своей потрясающей улыбкой; потрясающая улыбка за почтовую марку — я бы подписался на такую сделку когда угодно, даже если бы цены на марки взлетели, а цены на улыбки рухнули.

Вслед за улыбкой она поблагодарит и снова кашлянет, от холода — но и от смущения. А я предложу ей леденец от кашля.

— Что еще есть у вас в карманах? — спросит она, но мягко, без «вау» и без скепсиса, а я незамедлительно отвечу:

— Все, что вам может понадобиться, любовь моя. Все, что вам может понадобиться.

Вот, теперь вы знаете. Это все, что лежит у меня в карманах. Некоторый шанс не завалить все к чертовой матери. Некоторый шанс. Не большой, даже не средний. Я знаю, я не дебил. Крошечный шанс, скажем так, что когда мне явится счастье, я смогу сказать ему «да», а не «ой, простите, у меня нет сигареты / зубочистки / монеты для автомата с напитками». Вот что у меня там, битком набито, — шанс сказать «да», а не жалеть потом.

Плохая карма