Внимание: граница!

— Имейте в виду, — говорю я, — что я и своей жизни не пожалею, погибну вместе с вами, но все, кто не сдадутся Красной Армии, будут уничтожены орудийным огнем. — Но лучше по-умному — осознать свои ошибки и сдаться!

— Чего он нам об уме толкует! Нам и своего достаточно! — крикнул все тот же голос, что убеждал «снять» нас, но что-то на этот раз никто не поддержал его.

— Один старик, — говорю я, — тоже считал себя очень мудрым. Есть притча такая.

— Да что он нам сказки рассказывает?

— Нехай! Послухаем!

— Этот старик, — говорю я, — объехал весь свет, всю мудрость решил в одну макитру собрать. Долго ходил он по свету со своей макитрой и наконец вернулся домой. «Здесь, — говорит сыну, — вся мудрость мира! И вся она теперь у меня! Смотри, сын, куда я ее спрячу — на самое высокое дерево». Полез старик на дерево прятать свою макитру, держит ее перед собой, а она ему мешает лезть. Вот сын возьми да и скажи: «Батя, а вы макитру-то на спину повесьте, вам легче будет подниматься!» Услышав мудрый совет, старик растерялся. «Как же так, — говорит, — а я думал — всю мудрость мира собрал!» Сказал так и бросил свою макитру об землю. «Видно, — говорит, — всю мудрость собрать нельзя!» Вот так и ваши вожди считают, что они мудрее всех, а вся их мудрость битой макитры не стоит. Не мешает и вам послушать — мудрый совет, как этому старику! Сегодня вам как раз такой случай представился.

— Дело он говорит! — закричали и тут, и там.

А я:

— Разрешите ваши возгласы считать за согласие. Складывайте оружие в угол!

А сам вполголоса Голубеву:

— Найди подводы, гони немедленно сюда!

— Красноармеец Шорник! — командую громко. — Идите к командиру батальона и командиру эскадрона и скажите, чтобы снимали окружение! Бойцы петлюровской армии осознали свою ошибку и постановили идти с трудовым народом и бить белогвардейскую сволочь!

Через полчаса мы нагрузили три подводы и отправили в штаб полка вместе с донесением.

— Из помещения не выходить! — скомандовал я пленным. — Через двадцать минут тронемся в путь.

Вышел во двор. Вытер пот.

— Ну что, — говорю старику, — все, что ли?

— Ще е, — улыбается мой провожатый. — В сторожци офицеры сплять. Цих мало — чоловик тридцять.

«Вот черт, — думаю. — Это потруднее дело. Офицер — не простой солдат, притчу слушать не будет. Здесь надо крепко рисковать жизнью. Может, не связываться? Да и хлопцев всего ничего осталось: двое с подводами, двое в раде с пленными пулеметчиками, трое клуб охраняют».

— Что будем делать? — спрашиваю ребят.

Хлопцы тоже что-то засомневались.

— Эх, вы! — говорит старик. — Вы взяли чотириста чоловик, а тридцять не визьмете?

Переглянулись мы с хлопцами, а старик опять:

— Я трохи поможу! Коло вас сам молодым зробився! Пишлы!

Двинулись мы снова в том же порядке: Голубев, Шорник, я, сзади старик и остальные ребята.

— Учтите, — говорю, — что мы можем наткнуться на часовых. Постарайтесь, чтобы без выстрела.

Однако на этот раз без выстрела не обошлось. Сваленный ударом Голубева в висок, часовой успел выстрелить. Я вскочил в сторожку, за мной — старик. И прямо от порога выпалил:

— Нэ порить горячку! Бо вси ваши хлопци сдалыся. Винтовки, шоу ных булы, зараз кынули. Червоных тыщи!

— Именем революционного закона, — крикнул я, — вы все арестованы! Сдать оружие! Сопротивление карается расстрелом!

Офицеры стали бросать револьверы и шашки на стол. Один было рванулся выстрелить — Голубев смял его ударом.

Арестовал я офицеров. Сам вышел во двор и задумался: «Как теперь пленных вести в штаб полка? Их чуть ли не четыреста, а нас всего тринадцать человек…» Но надо было торопиться, до рассвета оставалось часа два, не больше. При свете петлюровцы могли опомниться, оглядеться, даже безоружные, они могли справиться с нами. Решили офицеров вести отдельно под усиленным конвоем. Вызывали их по одному, как бы для оформления списка, и связывали руки. Отправили их первыми. А следом, получасом позже, повели остальных.

Между тем наш обоз с оружием уже прибыл в полк. Комполка выслал нам на подмогу взвод красноармейцев.

В штаб полка прибыли благополучно, когда уже рассветало. Петлюровские офицеры, разобравшись, наконец, что произошло этой ночью, буквально плакали от стыда. С ними у нас особый разговор был, а солдат всех распустили. Многие из них вступили в наш полк…

Красноармейцы отдельного гурьевского дивизиона слушали меня с огромным интересом.

— Вот так, — закончил я свой рассказ, — главное, верно уметь все рассчитать и не робеть.

— А все-таки, ну хоть немного испугались вы, товарищ комдив, когда вошли в сарай, а там врагов сотни?

— Оторопел на минуту, это верно. А потом понял: ведь это ж сонные люди. Крикни им сейчас: «Землетрясение!», и они с ног попадают. Дайте мне сейчас тысячу людей сонных, я их с тремя десятками бойцов в плен возьму!

— Товарищ командир, ну там вы на сон рассчитывали, а с басмачами какой у вас будет расчет?

Бойцы рассмеялись над вопросом товарища:

— Это ж военная тайна, Чурин! Командир тебе не станет докладывать.

Рассмеялся и я:

— Подождите еще немножко, Чурин. Встретимся с басмачами, тогда я расскажу, на что надо расчет делать!