Внимание… Марш!

– Тут она права, – солидаризируюсь с её мамашей. – Действительно, напрасно. Что сподвигло тебя на подвиг… чёрт, коряво выразился… э-э-э, лишиться, так сказать, презумпции невинности?

– Козёл! – обиделась Машка.

– Уж не собираешься ли ты ждать молодого бойца два года?

Машка промолчала.

– Я на тренировку собираюсь.

– Вечером зайду? – кротко постулировала Машка. Знак вопроса можно смело опустить.

– Заходи, – со вздохом, не лишённым вымученного артистизма, сдался я.

Троллейбус запнулся на стрелке, клацнул релейной группой, докатился до остановки и расхлопнул широкие среднюю и заднюю двери. Я убедительно заглянул в глаза водительше, сидящей в метре от меня за стеклом с трафаретными надписями. Та нехотя щёлкнула тумблером и распахнула третью, то есть узенькую переднюю дверь. Я кивнул и выпрыгнул с площадки аккурат к почерневшей бронзовой памятной табличке художника Грабаря Игоря Эммануиловича3, прилаженной к некогда белой стене мосховского дома4. Городской транспорт отвалил, освобождая проезжую часть для перехода. Я перебрался на сторону Петровского парка, проскочив перед недовольным голубым москвичонком. Фыркнув сизым дымком, москвичонок пылит дальше, я же миную ворота и шагаю аллеей.

На ступеньках столкнулся с Ленкой. Та поправляла прическу – только выскочила из манежа, и было видно, что не хватило запаса времени прихорашиваться. Кожаная куртчонка была распахнута. Белую футболку как всегда у Ленки натягивали её особенные крупные сосцы.

– Опа! – удивилась Ленка. – Тебя вроде ж забрали?

– Не дождётесь, – врезал ей фразой из анекдота про старого еврея.

– Смотри, а то патруль сцапает.

– Завтра сам сдамся, – парирую в ответ.

– А что ты сегодня после тренировки делаешь? – прикусив верхнюю губу, с особым своим фирменным прищуром мониторит Ленка.

– Наслаждаюсь послепоследним вечером на воле, – признался я.

– Как это?

– Последний был вчера, – пояснил я и вспомнил, как ласкал Машку.

– А-а…

Она там что-то себе думает, оценивающе рассматривает меня. А я улыбаюсь во всю ширь лица и подбадриваю её движениями век. Наконец Ленка открывает рот, чтобы сформулировать свою идею. Но мне уже смешно. Я хлопаю её по плечу и спрашиваю:

– Ленка, а Ленк! О чём это твоё фамилие такое – Москова? Вроде буква лишняя, а? Нет?

– Дурак, – фыркнула Ленка и брызнула по ступенькам вниз, к метро. Кроссы её белые только и засверкали…

Динамовский манеж гудел, словно шмелиный рой, деловито сновавший беговыми дорожками и секторами для разного рода прыжков и метаний. Щелкали обрушиваемые барьеры, звенел отбрасываемый шест, ухали и пружинили ядра. Плюхались в маты тела спортсменов. Пели тренерские свистки. Под сводами манежа громоздились наставнические окрики, откровения метателей, выдыхающих в голос, и воркование голубей. В огромные (в пол) окна врывалось молодое майское солнце. Розовый тартан5 млел ему навстречу, грелся и вкусно пах родной спортивной резиной. В столбах света вилась вековая пыль. Бегуны резвились на дорожке. Пахли свежим рабочим потом. В секторе для метания ядра пахло свежевыпущенными газами. Это Серёга Рубцов шёл на неофициальный рекорд СДЮШОР6 «Динамо».

Размявшись, я встал в колодки. Проделал это основательно и неторопливо. На «внимании» поиграл весом тела, распределяя его на четыре опоры. На самом деле – на шесть точек, так как большой палец и остальные четыре пальца создавали надёжную двойную опору для каждой из рук. Выпорхнул из колодок легко и непринуждённо. Частота работы коленей, «дизельная» тяга, положение спины – всё как надо. Н-А-Д-О. Назвался Атлетом – Делай Образцово.

– Вот смотрю я на тебя, – проходит мимо меня конкурирующий тренер Сан Саныч. – Каждый раз думаю – заснёшь ты в этих колодках. Словно в гамаке на ночь устраиваешься. А как выбежишь – прям орёл! И пруха у тебя есть, и техника неплохая! Вот скорости бы тебе добавить!..

– Куда ж быстрее, Сан Саныч? – отшучиваюсь я. – Ваших я и так порву.

– Э-эх, что тебе мои сопляки? Тебе в сборную надо пробиваться.

– А мне и так хорошо, Сан Саныч. Уж поверьте.

– Ну-ну…

Подхожу к Дёмину. Во рту у него свисток. Смотрит в секундомер, даёт короткую пронзительную команду. Стайка младших девчонок скатывается с виража в густую толпу «на прямых». Бегут легко, радостно, задорно. У них это только второй отрезок из четырёх первой серии. А потом ещё серия. Эта будет уже не в радость – начнётся настоящая работа. Дыхалка, сердцебиение, молочная кислота в молоденьких мышцах, упакованных в молоденькую вспотевшую кожицу. А если кто обедал перед тренировкой – ещё и слоников рожать придётся. Вот и посмотрим, как пойдут пешком на последних отрезках. Дёмин вновь засекает время на отдых девчонкам.

– Никафёдч, ну, как бы, здрасти, – смущённо говорю я шефу.

– Привет. Ты откуда тут?

– На троллейбусе приехал. Как обычно.

– Ты должен в учебке быть.

– Майор на завтра перенёс.

– Вечно Порфирий чудит.

– Так точно.

– Вольно. Что ж так рано пришел? Генка и остальные через час только подтянутся.

– Душевный порыв, Никафёдч, не ругайте.

– У меня для тебя плана тренировки на сегодня нет. Пинай балду.