— Вот мерзавцы! — заявил он, оглядывая комнату. — Нашли куда поместить моего ассистента. Сейчас, Рэй, вы мне удивительно напоминаете монаха в келье. Какого-нибудь францисканца или доминиканца. Только тонзуры не хватает. Впрочем, монахам жилось куда веселее, чем придется нам. Бокаччо, конечно, читали? — он ухмыльнулся и вытянул из заднего кармана плоскую флягу. — Где у вас стаканы?
И, не дожидаясь ответа, он отхлебнул прямо из горлышка и протянул фляжку мне. Я тоже сделал глоток. Это был коньяк.
Чатраги растянулся на моей койке и, глядя в потолок, сокрушенно вздохнул:
— Подумать только, во всей этой кутузке шестьсот мужчин и ни одной женщины. Ну о вояках я не говорю. Кто-то, Клаузевиц, кажется, говорил, что половую энергию солдат следует направлять в разумное русло, так что за них я не беспокоюсь. Пусть начальство и ищет для них это разумное русло, а заодно и для себя. Но мы-то, штатские, почему мы должны скучать без женского общества? Рэй, как вы думаете?
Я пожал плечами. Цинизм Чатраги, видимо, был не от хорошей жизни.
Чатраги вдруг сел и, поискав глазами, нашел принесенный с собой крокодиловый портфель.
— Подайте-ка мне его, Рэй, — сказал он. — Я обещал вам дать кое-что.
Он порылся в портфеле и вытащил тетрадь в черном коленкоровом переплете.
— Вот, читайте, это дневники одного человека. Отсюда вам станет понятно, что такое неопитеки. Я ухожу, зайду через час.
Чатраги вышел, но тотчас заглянул снова.
— Кстати, я скажу, чтобы вас поместили рядом со мной.
Тетрадка оказалась рукописной. Переплетена в коленкор она, видимо, была позже, потому что сама тетрадка с углов оказалась обгорелой, чем-то залитой, так что отдельные места можно было разобрать только с большим трудом. В начале не хватало страниц и, кажется, очень многих. Дневник начинался чуть ли не с середины.
«...готов понять его, хоть и не совсем согласен с ним. Основная идея не лишена, конечно, остроумия. В самом деле: для чего трудиться над созданием компактных и мощных счетно-решающих устройств, потом сводить их в одну автономную систему, снабженную манипуляторами и прочими устройствами, имитирующими органы человека, когда такие системы давно уже созданы природой. Определенным образом воздействуя на наследственный код высших животных, мы можем получить существа с любыми заданными свойствами. Такова была основная мысль Моллини. Старик молодец, гений. Гений вульгарис, обыкновенный, типичный. С тех пор, когда я слушал его лекции в университете, он почти не изменился. Все такой же быстрый, колючий, любит соленые шутки. Здоровье у него по-прежнему отличное, а ведь прошло уже, ни много ни мало, семь лет. „Почему вы не женитесь, Жу-жу?“ — спросил он меня. Ведь помнит же, что однокурсники звали меня Жу-жу. Какое славное то было время! Интересно, где сейчас Полина? Да, а старик-то явно чего-то не договаривал.
Надо больше бывать на свежем воздухе. Эта старая дева Гильда Зонта сказала мне, что я сильно похудел за последнее время. Вообще-то, она симпатичная женщина, брюнетка с резкими чертами. Жаль, что она такая необщительная. И голос, как у простуженной вороны. Подозреваю, что она мизантропка в душе. Пойду погуляю.